Федор Тютчев: Динесман Т. Г.: О некоторых фактах биографии Тютчева

«В 1826 году, 23-х лет от роду, — писал о Тютчеве его первый биограф, — он женился на милой, грациозной, умной, несколько старшей его, вдове нашего бывшего министра при одном из второстепенных Германских дворов, Петерсона»¹. Свидетельство об этом браке не сохранилось — оно погибло в 1838 г., во время пожара на пароходе «Николай I»². Тем не менее, К. В. Пигарев назвал в своей монографии точную дату бракосочетания Тютчева с его первой женой — 5 марта (с. ст.) 1826 г. — однако никаких ссылок на документальные источники, ее подтверждающие, не привел³. Загадочный характер придает этим скудным сведениям фраза Генриха Гейне о «тайном браке» Тютчевых, брошенная им весной 1828 г., в пору его близких дружеских отношений с этой семьей⁴. Долгие годы слова Гейне вызывали недоумение биографов Тютчева и давали повод для самых разнообразных и даже невероятных предположений (одни считали, что Тютчевы скрывали свой брак, другие полагают, что Тютчев и Элеонора жили невенчанными)⁵. Разыскания, проведенные нами, проливают свет на эту малоизвестную страницу биографии Тютчева.

Сведения о будущей жене Тютчева весьма ограничены. 15 декабря 1817 г. семнадцатилетняя Элеонора графиня фон Ботмер вышла замуж за А. Х. Петерсона — лифляндского дворянина, находившегося на службе в российской Коллегии иностранных дел⁶. Бракосочетание происходило в Мюнхене, однако первое время служебные обязанности Петерсона требовали от него постоянных переездов из одного государства Германского союза в другое⁷. Мы не знаем, где провела Элеонора Петерсон восемь лет своего супружества, не знаем также, побывала ли она в Мюнхене за эти годы. Доподлинно известно только одно: весна 1825 г. застала ее на родине мужа — в Риге, где 27 апреля (с. ст.) того же года родился ее младший сын Альфред⁸. Осенью 1825 г. А. Х. Петерсон скончался⁹. Сразу же после смерти мужа Элеонора поселилась в Мюнхене, где жили ее родители, братья и другие родственники¹⁰.

В ночь на 5/17 февраля 1826 г. Тютчев возвратился в Мюнхен из отпуска, затянувшегося более чем на восемь месяцев¹¹, а уже 5/17 марта, по утверждению К. В. Пигарева, состоялось его бракосочетание с Элеонорой Петерсон. Отметим, что дата возвращения Тютчева, установленная в середине 1980-х гг., не была известна Пигареву, а предложенная им дата бракосочетания, как мы уже говорили, никак не аргументирована. Встает вопрос, откуда же она возникла?

Во время одной из бесед в редакции «Литературного наследства» К. В. Пигарев ответил на этот вопрос¹². Основанием считать 5/17 марта днем свадьбы Тютчева послужила для него надпись на иконе, которую Н. А. Хлопов завещал своему воспитаннику: «В память моей искренней любви и усердия к моему другу Федору Ивановичу Тютчеву. Сей образ по смерти моей принадлежит Ему. Подписано 1826 марта Николай Хлопов»¹³. Поскольку на этой иконе есть ряд надписей, напоминающих о значительных эпизодах жизни Тютчева в период 1822—1825 гг., Пигарев предположил, что и эту последнюю надпись Хлопов связывал с каким-то событием, знаменательным для его питомца. В 1826 г. было только одно такое событие — женитьба. Именно из этого исходил Пигарев, полагая, что надпись сделана в день бракосочетания Тютчева.

Но в это время Хлопов жил в Москве¹⁴ и о том, что происходило в Мюнхене, мог знать только из писем Тютчева. Обычно на доставку корреспонденции из Мюнхена в Москву требовалось около трех недель. Значит, для того, чтобы Хлопов мог сделать свою надпись именно в день свадьбы Тютчева, сообщение об этом дне следовало отправить не позднее 15/27 февраля, т. е. через неделю или полторы после возвращения Тютчева в Мюнхен. Однако подобный срок абсолютно не реален, ибо слишком много событий должны были вместить эти полторы недели: знакомство (или возобновление былого знакомства) с Элеонорой Петерсон, решение вступить в брак с нею, ее согласие, согласие ее родных, обручение, назначение дня свадьбы и множество формальностей, с этим связанных, — все это требовало несравненно более длительного времени. Таким образом, факты опровергают предложенную К. В. Пигаревым дату бракосочетания Тютчева (5/17 марта 1826 г.), однако не ставят под сомнение свидетельство И. С. Аксакова, который отнес это событие к 1826 г., опираясь на сведения, полученные от членов семьи Тютчевых. К тому же это свидетельство косвенно подтверждается самим Тютчевым: однажды, вспоминая смерть жены (Элеонора скончалась 9 сентября н. ст. 1838 г.), Тютчев упомянул о двенадцати годах совместной жизни с нею («Существо, которое <...> любил в течение двенадцати лет»)¹⁶.

— дело «О дозволении колл. Секретарю Федору Тютчеву вступить в законный брак (1828)»¹⁷. Дело открывается ходатайством, в котором А. С. Крюденер, исполнявший обязанности поверенного в делах при Баварском дворе, просил К. В. Нессельроде «снискать дозволение Правительства» на брак Тютчева с Элеонорой Петерсон. Ходатайство имеет дату: 15/27 августа 1828 г.¹⁸ Казалось бы, что этот документ полностью зачеркивает свидетельство Аксакова. На самом же деле ходатайство Крюденера дополняет и во многом разъясняет его. Чтобы убедиться в этом, необходимо вспомнить некоторые обстоятельства, сопровождавшие брак Тютчева.

Элеонора Петерсон была лютеранкой, Тютчев — православным. Для того, чтобы брак их считался действительным для обеих сторон, предстояло заключить его дважды — по православному обряду и по лютеранскому. Заключение православного брака требовало выполнения целого ряда формальностей, т. к., при всей скромности занимаемой Тютчевым должности, на него распространялись условия, обязательные для русских дипломатов, служивших за границей. Прежде всего, Тютчев был обязан представить доказательства того, что его невеста не владеет недвижимостью за границей. После этого, пройдя ряд бюрократических инстанций, его просьба должна была поступить на рассмотрение императора. По изъявлении высочайшего соизволения, Тютчеву предстояло получить указание Духовной консистории о том, в какой из немногочисленных православных церквей за границей ему разрешено венчаться (в то время православной церкви в Мюнхене еще не было). Ничего подобного для совершения лютеранского бракосочетания не требовалось. При этом брак, освященный лютеранской церковью, считался в Баварии законным, даже если одна из сторон принадлежала к другой конфессии. По-видимому, Тютчев не захотел откладывать свадьбу надолго и решил начать с лютеранского обряда, оставив на будущее оформление православного брака со всеми его обременительными формальностями.

Естественно было бы предположить, что бракосочетание состоялось в одной из лютеранских церквей Мюнхена. Однако попытки ряда исследователей (Р. Лэйн, А. Шнебель, А. Полонский) разыскать в мюнхенских церковных архивах соответствующую запись успехом не увенчались. Этому можно найти лишь одно объяснение: брак Тютчева был заключен не в Мюнхене, а в другом городе^1*. Попытаемся уяснить причины, побудившие его к этому и по возможности восстановим ход событий. Здесь мы вступаем на путь предположений, возникших в процессе сопоставления некоторых фактов, на первый взгляд не связанных между собой.

В архиве музея «Мураново» хранится брачный договор родителей второй жены Тютчева — Христиана и Каролины фон Пфеффель (1808)²¹. Жених был лютеранином, невеста — католичкой. Важнейшее условие договора касалось будущих детей: родители обязывались воспитывать сыновей в лютеранском вероисповедании, и только дочерей — в католическом. Как видим, лютеранская церковь Баварии ставила свои условия, когда дело касалось смешанных браков. По-видимому, аналогичная проблема встала и перед Тютчевым. Однако самая мысль о возможности воспитания детей вне православия была для него неприемлема. Единственный выход Заключался в том, чтобы найти место, где подобные требования не предъявлялись. В государствах Германии, где господствовало лютеранство, такое место вряд ли существовало. Иное дело католическая Франция. Там лютеранская церковь играла второстепенную роль, а потому была более снисходительна в своих предписаниях.

Особое значение приобретает в этой связи еще одно свидетельство И. С. Аксакова, до сих пор не привлекавшее внимания биографов поэта: «Тютчев во второй половине 20-х годов много живал в Париже и едва ли не там и обвенчался он со своей первой женой»²². Добавим к этому, что с конца июля до конца августа 1826 г. Тютчева не было в Мюнхене, — об этом свидетельствуют донесения А. С. Крюденера в Коллегию иностранных дел²³. Хотя Крюденер не указал местонахождение Тютчева, слова Аксакова позволяют предположить, что это был Париж.

Таким образом, перечисленные факты выступают в совершенно определенной взаимосвязи. Она позволяет восстановить недостающие звенья в истории первого брака Тютчева: отсутствие записи о браке в мюнхенских архивах свидетельствует о том, что бракосочетание было совершено не в Мюнхене; причину этого приоткрывает брачный договор Х. и К. Пфеффель; И. С. Аксаков указал на Париж как на место бракосочетания Тютчева, а донесение Крюденера об отсутствии Тютчева в Мюнхене летом 1826 г. подтверждает это свидетельство. Итак, все вышеизложенное позволяет определить место и приблизительное время бракосочетания Тютчева: Париж, конец июля — начало августа (н. ст.).

Казалось бы, заключив лютеранский брак, Тютчев должен был незамедлительно позаботиться о заключении брака православного. Для будущего его семьи это было совершенно необходимо, т. к. ни православная церковь, ни русское законодательство не признавали браков, совершенных по обрядам других конфессий, и дети от таких браков считались незаконно рожденными, со всеми вытекающими отсюда последствиями. К тому же служебное положение Тютчева обязывало его просить о разрешении на брак. Тем не менее, на протяжении двух лет он не сделал ни малейшего шага в этом направлении. Подобное промедление едва не сломало судьбу его старшей дочери.

Наконец, настал момент, когда медлить долее было невозможно. В начале августа 1828 г. выяснилось, что Элеонора ждет ребенка, и Тютчев начал действовать. Упомянутое дело «О дозволении колл. секретарю Федору Тютчеву вступить в законный брак» дает возможность проследить все этапы преодоления бюрократических преград на пути к этому браку.

Итак, 15/27 августа А. С. Крюденер направил на имя К. В. Нессельроде ходатайство о разрешении на брак Тютчева²⁴. Через три недели (7/19 сентября) копия ходатайства Крюденера и проект доклада императору по этому поводу были направлены из Петербурга в Париж, где тогда находился Нессельроде. Еще через три недели (29 сентября/11 октября) эти документы были им получены, однако Нессельроде дал ход делу только через полтора месяца, по возвращении в Петербург: 17/29 ноября он доложил императору просьбу Тютчева и получил высочайшее соизволение на его брак. Десять дней спустя (28 ноября/10 декабря) Нессельроде сообщил И. А. Потемкину, послу в Мюнхене, о том, что брак Тютчева разрешен и в С. -Петербургскую духовную консисторию направлена просьба о предписании священнику домовой церкви вел. герцогини Саксен-Веймарской Марии Павловны совершить обряд бракосочетания. Наступил январь, предстоящая поездка в Веймар с каждым днем становилась для Элеоноры все более затруднительной и даже опасной, а бумага из Консистории все еще не приходила. Тогда Потемкин взял дело в свои руки. 3/15 января он обратился за советом к веймарскому протоиерею Н. Ясновскому. Обрисовав ситуацию, в которой оказались Тютчевы, Потемкин спрашивал, насколько обязательна поездка в Веймар, принимая во внимание, что к тому времени в Мюнхене открылась Греческая православная церковь²⁵. Ответ был благоприятным: Ясновский советовал венчаться в Мюнхене, а затем известить об этом Духовную консисторию. Наконец, 22 января/3 февраля Консистория препроводила в Коллегию иностранных дел указ, предписывающий Ясновскому обвенчать Тютчева с Элеонорой Петерсон, но лишь на десятый день — 31 января/12 февраля он был отправлен в Мюнхен. Однако к этому времени в нем уже не было надобности: 27 января/8 февраля в мюнхенской Греческой церкви было совершено бракосочетание²⁶; 25 марта/6 апреля Потемкин известил об этом Ясновского²⁷.

Так завершилась история бракосочетания Тютчева, длившаяся почти три года. Угроза получить клеймо незаконного рождения, нависшая над ребенком, которому предстояло появиться на свет, миновала.

В заключение — несколько слов о пресловутом «тайном браке». Совершенно очевидно, что никакого тайного брака не было. Употребив это выражение, склонный к каламбурам Гейне намекал на двусмысленность положения Тютчева, о лютеранском браке которого в течение двух лет не было извещено его петербургское начальство, а в глазах православной церкви этот брак как бы вовсе не существовал. В этом и заключалась его «тайна». Нужен был православный обряд, чтобы «тайна» стала «явью». Это произошло почти через год после того, как Гейне произнес свои слова о «тайном браке» Тютчева.

⁵ См., например: Пигарев. С. 60; Полонский. С. 23.

⁶ Evang. — Luth. Kirchengemeinamt München. — Registeramt. — Trauregister der protestantischen Stadtpfarrei München. 1817. S. 23.

⁷ В «Послужном списке» А. Х. Петерсона его принадлежность к Коллегии иностранных дел обозначена одной краткой записью от 30 августа 1814 г.: «Повелено ему состоять в ведомстве Коллегии» (АВПРИ. Оп. 464, № 2607). Не имея официального статуса, Петерсон выполнял секретную миссию: ему вменялось в обязанность под видом частного лица разъезжать по столицам государств Германского союза и, завязывая связи в правительственных и светских кругах, собирать сведения, представляющие интерес для российской дипломатии (К. В. Нессельроде — А. Х. Петерсону. 1/13 мая 1817 // Канцелярия КИД. № 8045. 1817, л. 1—6). 21 июня 1818 г. Петерсон был уволен в бессрочный отпуск (АВПРИ. Оп. 464, № 2607).

⁸ Дату и место рождения Альфреда Петерсона его мать указала в прошении о зачислении его в Морской кадетский корпус (Эл. Тютчева — К. В. Нессельроде. 11/<23> ноября 1837 // Колл. документ. мат-лов. № 108, л. 3).

¹⁰ Осенью 1825 г. Эл. Петерсон была уже в Мюнхене (см.: 1825. <Сентябрь 24>/Октябрь 6).

¹² Беседа происходила в моем присутствии в конце 1970-х гг. (Т. Д.).

¹⁷ АВПРИ. Ф. 1 (Административные дела). Оп. 17, № 16.

¹⁸ Там же, л. 1. Полный текст см.: 1828. Август 1/<13>.

²³ 7/19 июля Тютчев еще был в Мюнхене, 11/23 августа он находился в отлучке и к 18/30 августа возвратился (см.: 1826. Июль 7/19; Август 11/23 и 18/30).

²⁴ Все изложенные далее сведения почерпнуты из документов, содержащихся в указанном выше деле «О дозволении колл. секретарю Федору Тютчеву вступить в законный брак (1828)». Подробности см.: 1828. Август 15/27, Сентябрь 7/19, Ноябрь 28/Декабрь 10; 1829. Январь 11/23, Январь 22/Февраль 3, Январь 31/Февраль 12, Январь 27/Февраль 8, Март 25/Апрель 6.

²⁵ Греческая православная церковь открылась в Мюнхене 18/30 сентября 1828 г. (Полонский. С. 23).

²⁷ Мюнхенская миссия. № 38, л. 86. См. также: 1829. Январь 27/Февраль 8.

10/22 сентября 1829 г. П. В. Киреевский, по приезде своем в Мюнхен, писал брату Ивану, что не застал здесь Тютчева, который «куда-то уехал и воротится, говорят, не прежде, чем через месяц»; три дня спустя, 14/28 сентября, он извещал мать: «... вчера ввечеру узнал, что Тютчев возвратился»¹. До недавнего времени эти сообщения Киреевского были единственным свидетельством того, что в 1829 году Тютчев отлучался из Мюнхена. Однако оставалось неизвестным, куда и на какой срок он уезжал. Некоторые факты, нами обнаруженные, позволяют сделать вполне определенные предположения по этому поводу. Но прежде чем обращаться к этим фактам, обрисуем кратко ситуацию, в которой находился Тютчев весной 1829 года.

Это был один из самых светлых периодов мюнхенской жизни Тютчева. Его брак, длившийся уже третий год, был счастливым — рядом с ним находилась любимая и любящая женщина. Весной 1829 года Тютчев впервые стал отцом — 21 апреля/3 мая родилась его старшая дочь Анна. И что очень важно — в Мюнхене уже второй год жил, выйдя в отставку, его брат Николай³^* для них обоих самым близким человеком и нравственной поддержкой. «Я не знаю, — писала ему Элеонора Тютчева позднее, в один из трудных моментов в служебной жизни мужа, — вы — единственный человек, который может обратить к здравому смыслу эту безрассудную голову»³. Но в пору, о которой идет речь, жизнь семьи протекала вполне благополучно. Что же касается служебного положения Тютчева, то и оно складывалось достаточно успешно. За год до того он был наконец назначен на штатную должность и начал получать жалованье⁴. И. А. Потемкин, новый посол, сменивший осенью 1828 года И. И. Воронцова-Дашкова, проникся большой симпатией к Тютчеву, высоко ценил его ум и блестящие дарования, привлек его к активному участию в делах миссии; к тому же между ними установились самые теплые, дружеские отношения⁵.

Так обстояли дела к середине мая (н. ст.) 1829 года, когда в Мюнхен прибыла кн. З. А. Волконская в сопровождении восемнадцатилетнего сына Александра и его наставника С. П. Шевырева⁶. Они направлялись в Италию, впереди их ожидали Флоренция, Рим, Неаполь и остров Иския с его прославленными красотами и климатическим курортом, где княгиня предполагала провести курс лечения⁷«Мюнхен <...> Тютчев», — записал в своем дневнике Шевырев, отмечая события, имевшие место в середине мая (н. ст.)⁸. Через месяц, в письме к М. П. Погодину, написанном уже из Рима, он мельком коснулся своих впечатлений от встреч с соотечественниками и в этой связи упомянул о мюнхенской встрече с Тютчевым: «Все, что русского встречали мы здесь, все офранцузилось, одипломатилось. С Тютчевым я завел разговор русский; не мог продолжить. Зато уж фразист и малой с головой. Видно занятие, хоть и много фанфаронады дипломатической»⁴^*.

Вполне возможно, что встреча с Волконскими и Шевыревым, а также разговоры о поездке, которая им предстояла, не прошли для Тютчева бесследно, сыграв свою роль в его намерении отправиться в Италию. Обстоятельства благоприятствовали осуществлению этого намерения. Близилось лето, когда король Людвиг обычно покидал Мюнхен на длительный срок. Вслед за ним разъезжались члены дипломатического корпуса, и дипломатическая жизнь Баварии почти полностью замирала. Готовился уехать на полтора месяца и Потемкин¹¹. В этой ситуации отсутствие второго секретаря ни в коей мере не могло сказаться на делах Российской миссии. Естественно, что Потемкин легко согласился на негласный отпуск Тютчева и, как можно заключить из цитированных выше писем П. В. Киреевского, даже не определил срок его возвращения.

Конечно, Тютчевы охотно отправились бы в Италию в том же составе, в котором ездили за год до этого в Тироль, — вчетвером («Как все было молодо тогда, и свежо, и прекрасно!» — вспоминал впоследствии об этой поездке Тютчев¹²

Отправились вдвоем — Тютчев и его брат Николай. Первой целью их был Рим, где они снова встретились с Волконскими и Шевыревым. Об этом свидетельствуют слова А. Н. Волконского, сказанные 6 лет спустя в одном из писем к Шевыреву: «Письмо и конверт взялся тебе отдать Тютчев, брат Мюнхенского. Мы его с тобой видели в Германии, потом в Риме», — писал он из Варшавы 14/26 ноября 1835 года¹³. Встретиться с Н. И. Тютчевым Волконский и Шевырев могли только в 1829 г., т. к. Впоследствии их пути не пересекались вплоть до 1835 года¹⁴. Что же касается самого Тютчева, то никаких сведений о его встречах с Волконским после 1829 г. не обнаружено, а с Шевыревым он увиделся вновь только в 1839 году¹⁵.

Римская встреча была короткой. Поскольку братья могли выехать из Мюнхена не ранее 9/21 июня (напомним, что 8/20 июня Тютчев еще находился при исполнении своих служебных обязанностей), а путешествие от Мюнхена до Рима занимало не менее недели (не считая возможных остановок в пути), то в Рим они могли прибыть около 1 июля (н. ст.), а уже 5 июля Волконские и Шевырев выехали в Неаполь, с тем, чтобы проследовать оттуда на Искию¹⁶.

Сделать это позволяют списки трех стихотворений Тютчева, два из которых («Сон на море» и «Желание») написаны рукой Волконского, а третье («Конь морской») — рукой Шевырева. Подробно об этих стихах и списках сказано выше, в Приложении I (№ 11—13). Здесь же мы ограничимся констатацией факта, о котором они свидетельствуют: летом 1829 года Тютчев побывал на Искии (а значит, и в Неаполе) и провел там достаточно долгое время в общении с Волконскими и Шевыревым; здесь же были написаны стихи «Сон на море», «Желание» и «Конь морской».

Точно установить время пребывания Тютчева на Искии не представляется возможным (дневник Шевырева и путевые записи З. А. Волконской за летние месяцы 1829 года содержат лишь даты, географические названия и пейзажные зарисовки, но в обоих источниках полностью отсутствуют какие-либо имена). Однако Шевырев отметил в дневнике день своего прибытия на Искию и день отъезда оттуда (разумеется, вместе с Волконскими) — 12 июля и 12 августа (н. ст.)¹⁷

Покинув Искию, Волконские и Шевырев около трех недель оставались на берегах Тирренского моря и возвратились в Рим 11 сентября¹⁸. Что же касается братьев Тютчевых, то они отправились на север Италии и 6 сентября (н. ст.) оказались в Милане. Об этом свидетельствует владельческая надпись на дорожной карте Германии и Северной Италии: «Tutchef. 6 Septembre. MILAN. MDCCCXXVIIII» (надпись сделана печатными буквами; по-видимому, она принадлежит руке Н. И. Тютчева)¹⁹. До возвращения в Мюнхен оставалось еще около трех недель. Приобретение карты говорит о том, что часть этого времени братья намеревались посвятить поездке по Северной Италии. Но каков был избранный ими маршрут, можно только догадываться. Как мы знаем из цитированного письма П. В. Киреевкого, около 12/24 сентября они возвратились в Мюнхен.

В заключение остановимся на поклоне, который Шевырев от имени Тютчева передал Погодину в письме из Рима от 15/27 октября 1829 года²⁰ из Мюнхена. Как бы то ни было, эта незначительная по содержанию фраза — еще одно свидетельство итальянских встреч Тютчева и Шевырева.

¹ РА. 5. С. 116, 119. См. также: 1829. Сентябрь 10/<22> и Сентябрь, около 12/24^5*.

² См.: 1828. Январь, конец — Февраль, начало (н. ст.); Свидетельство о рождении и крещении А. Ф. Тютчевой (Мураново, ед. хр. 129); а также: 1829. Апрель 21/Май 3; 1830. Апрель 6/18.

³ — Н. И. Тютчеву. <1>/13 июня 1833 // Современники о Тютчеве. С. 188.

⁵ См. нашу статью «Тютчев в Мюнхене» (К истории дипломатической карьеры)». — Лотмановский сборник 3. Тарту (находится в печати).

⁶ «.... я расстался с Шевыревым и княгиней Зинаидой. Они теперь в Мюнхене, оттуда поедут на юг» (Н. М. Рожалин — А. П. Елагиной. <11>/23 мая 1829 // РА. 1909. № 8. С. 583; Волконская, л. 4—8 (записи от 16 и 20 мая 1829 г.); Дневник Шевырева 1.

⁷ Волконская, л. 12—32 об.; Дневник Шевырева 1. Записи от 24 мая — 11 сентября 1829 г.

¹² Слова Тютчева, записанные его дочерью (из дневника А. Ф. Тютчевой. 4/16 мая 1846 // Современники о Тютчеве. С. 216).

¹⁴ Указ об отставке Н. И. Тютчева. 1842, л. 2). Весной 1832 г. Шевырев и Волконский покинули Рим. Первый поселился в Москве, второй поступил на службу в Петербурге, а в 1834 г. был переведен в Варшаву (РНБ. Ф. 850. № 172, л. 2, 7, 9, 11, 17), где и встретился с Н. И. Тютчевым.

¹⁵ См.: 1839. Сентябрь, вторая половина (н. ст.) и далее.

¹⁸ Там же. Записи от 12—31 августа и 11 сентября 1829 г.

Сноски

^1* ¹⁹. Для представителя дипломатического корпуса и женщины, принадлежавшей к высшим аристократическим кругам Баварии, такая ситуация была немыслима. Подобное пренебрежение общепринятыми нормами морали означало бы для него крушение карьеры, а для нее обернулось бы остракизмом — двери светских салонов закрылись бы перед нею и ни одна светская дама не переступила бы порог ее дома. Кроме того, существуют неопровержимые доказательства, что Тютчевы жили семьей и вели открытый светский образ жизни: <20 марта>/1 апреля 1828 г. Г. Гейне описывал К. Варнгагену фон Энзе обеды в семье Тютчевых, а также вечера в их доме при неизменном присутствии нескольких светских дам, а 1/<13> августа того же года Г. Н. Оленин, сделав в дневнике запись о вечере, проведенном у Тютчева, отметил: «Жена его, бывшая г-жа Петерсон с 4-мя детьми»²⁰.

^2* «Летопись», указывается только дата, под которой упоминаемый факт значится в «Летописи» (год, месяц, число).

^3* Это можно заключить из целого ряда фактов: в январе — феврале 1828 г. Николай Иванович вместе с Тютчевым, его женой и свояченицей Клотильдой Ботмер совершил поездку в Тироль; 12/24 марта 1829 г. он — восприемник при крестинах старшей дочери Тютчева Анны; весной 1830 г. о встречах с ним в Мюнхене упоминает И. В. Киреевский².

^4* При первой публикации этих строк было высказано предположение, что к тому моменту, когда они были написаны (10/22 июня 1829 г.), Тютчев находился в Риме; основанием для такого предположения послужило то, что Шевырев писал Погодину из Рима, а первая фраза этого отрывка соотносилась с Тютчевым⁹. Однако 8/20 июня, т. е. за два дня до того, как было написано письмо Шевырева, Тютчев находился в Мюнхене (этой датой он пометил написанную его рукой депешу Потемкина в Петербург¹⁰). Таким образом, Тютчев никак не мог оказаться в Риме 10/22 июня (для этого ему пришлось бы за двое суток преодолеть более 800 км — расстояние, разделяющее Мюнхен и Рим, а в те времена это было невозможно). Несомненно, что слова «все, что русского встречали мы здесь», относятся к итальянским впечатлениям Шевырева (во Флоренции и Риме было очень много русских), и о мюнхенской встрече с Тютчевым он вспомнил по аналогии.

^5* «Летопись», указывается только дата, под которой упоминаемый факт значится в «Летописи» (год, месяц, число).