• Приглашаем посетить наш сайт
    Орловка (orlovka.niv.ru)
  • Фон Штейн С.: Тютчев в Царском Ceле

    Тютчев в Царском Ceле

    Фон Штейн С.: Тютчев в Царском Ceле

    Тютчев Фёдор Иванович (1803 — 1873)- поэт, один из самых выдающихся представителей философской и политической лирики.

    Вся жизнь Федора Ивановича была тесно связана с Царским Селом. Здесь он часто бывал в семье Карамзиных, посещал лицейского товарища Пушкина — князя Горчакова, навещал своих дочерей — фрейлин императорского двора, здесь прошли последние месяцы его жизни. 19 мая 1873 года, тяжелобольного, его перевезли из Петербурга в Царское Село на Малую улицу дом 7 (дом Иванова). В этом доме он и скончался. 

    Фон Штейн С.: Тютчев в Царском Ceле

    Лет пятьдесят тому назад на улицах Царскаго Села можно было встретить странного, совсем седого, старичка. Тщедушный, небрежно одетый, он совершал свои одинокие прогулки, погруженный в глубокую задумчивость. Поднятые высоко плечи и плотно сжатые нонкие губы, он то ускорял шаги, то замедлял их и порою совсем останавливался для того, чтобы черкнуть несколько слов в неразлучной своей записной книжке. Встречавшихся невольно поражали его пристальный взгляд, в котором светилась какая то грустная и тяжелая ирония и который составлял особенный контраст с высоким, и безмятежно спокойнымь челом загадочного старичка.

    Впрочем, загадочным он казался только случайным посетителям Царского Села. Постоянные его жителя и мнопе петроградцы, особенно же из принадлежавших к большому свету и придворному кругу, хорошо знали и даже любили этого разсеяннаго оригинала, о чудачествах которого в великосветских гостинных разсказывались целые циклы самых невероятныхъ анекдотов.

    Этот частый гость Царскаго Села был поэт Фёдор Иванович Тютчев (1803-1873). Значительную часть своей жизни, именно с 1822 до 1844 года, ему пришлось, в качестве русского дипломатического представителя провести вдали от родины, которую он так пламенно любил. В этот период времени у Тютчева не было никого из особенно близких сердцу в Царском Селе и последнее не играет роли ни в его личных воспоминаниях, ни в его переписке. Но с начала 1850-ых годов в особенности, Тютчев начинает частенько наезжать в Царское и следы этих nocещений появляются во многих его письмах, пользуясь которыми я и постараюсь возстановить его царскосельские впечатления и встречи.

    Прежде всего, следует ответить и пояснить, что именно привлекало сюда Тютчева. Как известо, Царское Село в царствование Императора Николая I и Александра II было одной из любимейших их резиденций. Когда Высочайший Дворъ приезжал из Петрограда, Царскосельская жизнь становилась более оживленною и шумной, здесь быль центр всевозможных политических слухов и новостей и общительный Тютчев, блиставший в салонах своим изящным и тонким остроумием, появлялся в Царском Селе то у одних, то у других своих знакомых, входившх в состав высшей администрации Poccии и среди легкой светской болтовни незаметно оказывался в курсе нашей внешней и внутренней политики.

    Кроме того, Тютчеву приходилось наезжат в Царское Село и по обязанностям своей придворной службы. Нося с 1825 года звание камер-юнкера, а затем и камергера Двора Его Величества, Тютчевъ должен был, живя в Петрограде, присутствовать на всех Высочайших, npиёмах и выходах: в прежнее время за исправностью придворных чинов в этом направлении следили очень бдительно.

    Но все это причины посещений Царского Села — так сказать, внешние: были еще и внутренние, на которых я теперь и остановлюсь. Прекрасный знаток отечественной истории, Тютчев любил Царское Село, как вещественное отражение великолепного быта нашего далекого прошлого. Дворцы, и парки, обвеянные воспоминаниями Елизаветинских, Екатерининских и Александровских времен, говорили многое душе впечатительного поэта и отзывчивого лолитического мыслителя.

    Затем, еще одно… Но тут я заранее прошу читателей принять мои извинены, если высканная мною мысль покажется им парадоксом. Новейшие исследования царскосельской почвы доказали сильную степень её радиоактивности. Этим, вероятно, объясняются, многие особенности природы Царскаго Села, и, между прочим, его богатейшая растительность.

    Не боясь впасть в преувеличение, я скажу, что к творчеству Тютчева весьма подошло бы определение того же порядка. Действительно, это поистине радиоактивное творчество, так редко в нем выражена сосредоточенность всех творческих сил, какое-то небывалое в русской лирике до Тютчева, почти органическое единение поэта с природой, единение с матерью-землею. 

    Можетъ быть, полубесознательно таинственная сила земли влекла Тютчева в Царское Село. И думается, что сила эта в 1850-х. годах сказывалась гораздо осязательнее, чем теперь, потому что тогда еще почва Царского Села не была до такой степени задавлена тяжелыми каменными зданиями и тротуарами, как это имеет место в наши дни.

    Царское Село не могло не отразиться в лирике Тютчева, и я в своем месте приведу его стихотворения, навеянными, Царскосельской природою и Царскосельской стариной. В заключение же этого встпуительного очерка о пребывании Тютчева в Царском Селе отмечу, что, по воле судьбы, знаменитому русскому поэту, которого Фет называл одним из величайших лириков, когда либо живших на земле, — суждено было навеки сомкнуть свои вещие очи в нашем городе. Было бы поэтому вполне уместно заняться теперь же отысканием того дома, где скончался 15 июля 1873 года Тютчев, и, если он сохранился, то по окончании войны увековечить его помещением на нем памятной мраморной доски, подобно тому, как это сделано на даче, в которой, жил Пушкин лето 1831 года.

    ___________________

    Тютчев особенно любил одинокие прогулки в парке. Небольшого роста, худощавый, седой, небрежно одетый, он шел, погруженный в глубокую задумчивость, иногда останавливаясь, чтобы что-то быстро набросать в записной книжке, с которой никогда не разлучался. 

    Осенней позднею порою 
    Люблю я царскосельский сад, 
    Когда он тихой полумглою 
    Как бы дремотою объят. 
    И белокрылые виденья, 
    На тусклом озера стекле,
     
     Коснеют в этой полумгле... 

    писал он в октябре 1858 года в одном из стихотворений, посвященных Царскому Селу.

    Молодость Федора Ивановича Тютчева прошла за границей. Восемнадцати лет он окончил Московский университет, был зачислен на службу в Коллегию иностранных дел, почти сразу же получил назначение в русскую миссию в Баварии и в 1822 году уехал в Мюнхен. Тютчев был хорошо знаком с Гейне, который называл его «лучшим из своих мюнхенских друзей». Крупнейший немецкий философ Шеллинг говорил о нем как о «превосходном и образованнейшем человеке, общение с которым всегда доставляет удовольствие».

    За границей Тютчев прожил более 20 лет. За эти годы, он написал десятки стихотворений, многие из которых принадлежат к числу лучших в его лирике. Но печатался он мало, и даже в литературных кругах России почти не был известен. В 1836 году стихи Тютчева были впервые опубликованы в пушкинском «Современнике» и продолжали там печататься до 1840 года. По всей вероятности, многие из них были отобраны еще самим Пушкиным, который дал высокую оценку поэзии Тютчева.

    В 1844 году Тютчев вернулся в Россию. Он был зачислен в министерство иностранных дел в звании камергера, затем назначен чиновником особых поручений при государственном канцлере, а в 1848 году — старшим цензором при особой канцелярии министерства иностранных дел. В 1858 году Тютчев получил должность председателя Комитета цензуры иностранной, в которой оставался до конца жизни.

    Профессиональным литератором Тютчев не стал. Он не стремился к поэтической известности и, по словам Фета, «болезненно сжимался при малейшем намеке на его поэтический дар, и никто не дерзал заводить с ним об этом речи». С 1850 года, после долгого перерыва, Тютчев снова начал печататься. В 1854 году вышло первое издание его стихотворений.

    После возвращения из-за границы Тютчев сошелся близко с семьей Карамзиных и летом часто посещал их в Царском Селе. Упоминания об этом можно встретить и в письмах самого поэта, и в воспоминаниях ето современников. Где тогда в Царском Селе жили Карамзины — установить не удалось. Вообще большинство царскосельских адресов Тютчева не выяснено.

    «вдохновенной руководительницей и душой этого гостеприимного салона была несомненно София Николаевна… она умела устроить так, что каждый из гостей совершенно естественно и как бы случайно оказывался в той группе или рядом с тем соседом или соседкой, которые лучше всего к ним подходили. У ней в этом отношении был совершенно организаторский гений».

    Карамзины, как и все, кому довелось лично знать Тютчева, ценили в нем не только поэта: всех прежде всего поражал и восхищал его блестящий ум, тонкое остроумие, глубокий интерес к науке, литературе, политике. Высказывания поэта по вопросам философии и политики, его меткие эпиграммы и своеобразные афоризмы вызывали огромный интерес у современников.

    В. А. Соллогуб, вспоминая о своих встречах с Тютчевым во второй половине 1840-х годов, рассказывал о нем: «Он сидел в гостиной на диване, окруженный очарованными слушателями и слушательницами. Много мне случалось па моем веку разговаривать и слушать знаменитых рассказчиков, но ни один из них не производил на меня такого чарующего впечатления, как Тютчев. Остроумные, нежные, колкие, добрые слова, точно жемчужины, небрежно скатывались с его уст. Он был едва ли не самым светским человеком в России, но светским в полном значении этого слова. Ему были нужны, как воздух, каждый вечер яркий свет люстр и ламп, веселое шуршанье дорогих женских платьев, говор и смех хорошеньких женщин. Между тем его наружность очень не соответствовала его вкусам; он был дурен собою, небрежно одет, неуклюж и рассеян; но все, все это исчезало, когда он начинал говорить, рассказывать; все мгновенно умолкали, и во всей комнате только и слышался голос Тютчева; я думаю, что главной прелестью Тютчева в этом случае было то, что рассказы его и замечания coulaient de source (текут из источника — Г. Б.), как говорят французы; в них не было ничего приготовленного, выученного, придуманного...»

    Тютчев был очень привязан к Карамзиным. Вместе со всей семьей как личное горе переживал он смерть Екатерины Андреевны. 4 сентября 1851 года он писал жене: «Бедная m-me Карамзина скончалась 1-го числа. Вчера я был у Андрея Карамзина, приехавшего накануне из имения Мещерских, чтобы заказать вес для похорон, и… я узнал от него о последних минутах этой достойной и прекрасной женщины… Вот еще один пробел и потеря в мире наших привычек и привязанностей».

    В Царском Селе Тютчев бывал и у А. О. Смирновой-Россет. В письме от 9 июля 1852 года он рассказывал: «Недавно я навестил m-me Смирнову в Царском Селе». А. О. Смирновой шел в то время сорок четвертый год. По свидетельству современников, правильный тонкий профиль ее лица и черные глаза сохраняли следы былой красоты. Но теперь она часто выглядела больной, глубоко разочарованной, удрученной и только иногда вдруг оживлялась и шутила по-прежнему.

    «Я только что вернулся… из Царского Села,— сообщал Тютчев жене 11 августа 1854 года,— где мне удалось наконец видеть Мещерских-Карамзиных. Это — первый раз после постигшего их несчастья. Я видел князя Петра Мещерского, затем Лизу Карамзину и Николая Мещерского. Несчастье, после которого прошло уже два месяца, носит уже такой окончательный, утвердившийся отпечаток. И, однако, контраст между положением этого бедного семейства теперь и тем, чем оно было прежде, очень поражает. Что касается Софи, она сегодня вышла первый раз. Говорят, что ее здоровье лучше, но это не тот же человек». Мещерские — родственники Карамзиных: одна из дочерей Н. М. Карамзина, Екатерина Николаевна (о ней уже упоминалось) была замужем за П. И. Мещерским.

    В Царском Селе у Карамзиных Тютчев часто виделся с П. А. Вяземским, который был одним из ближайших его друзей. 20 июня 1855 года он пишет жене: «Поговорим теперь о Вяземских… Мне пришлось ехать к князю в Царское Село, где он находится и теперь, удобно устроившись у Мещерских». А Вяземский, в свою очередь, 23 июня 1855 года помечает в записной книжке: «Вчера был у нас Тютчев. Ездил с ним в Павловский вокзал».

    Павловский вокзал (воксал) был построен «для увеселения публики» одновременно с открытием железной дороги от Петербурга до Павловска. Название произошло от английского слова Vauxhall — так называлась местность близ Лондона, где устраивались музыкальные вечера. В России это слово было впервые применено для названия станции железной дороги в Павловске, а позже так стали называть здания для обслуживания пассажиров на железнодорожных станциях.

    Павловский вокзал, или, как его еще называли, курзал — зал отдыха, стал и первой русской филармонией. Здесь выступали известные русские и иностранные дирижеры, часто впервые исполнялись произведения крупнейших композиторов. Концерты в Павловском вокзале сыграли большую роль в развитии русской музыкальной культуры. В Павловском вокзале с 1856 года выступал «король вальсов» Иоганн Штраус. Здание вокзала стояло неподалеку от Чугунных ворот, на том месте, где до Великой Отечественной войны находилась железнодорожная станция Павловск-1.  

    В Царском Селе Тютчев бывал и у А. О. Смирновой-Россет. В письме от 9 июля 1852 года он рассказывал: «Недавно я навестил m-me Смирнову в Царском Селе». А. О. Смирновой шел в то время сорок четвертый год. По свидетельству современников, правильный тонкий профиль ее лица и черные глаза сохраняли следы былой красоты. Но теперь она часто выглядела больной, глубоко разочарованной, удрученной и только иногда вдруг оживлялась и шутила по-прежнему.

    «На похоронах Жуковского я встретил Смирнова, который от имени своей жены взял с меня обещание, что я поеду обедать к ней завтра в Царское».

    Жуковский умер в Бадене в апреле 1852 года. Прах его в июле был перевезен в Петербург и погребен в Александро-Невской лавре. Тютчев знал поэта много лет. Незадолго до смерти Жуковский написал замечательное стихотворение «Царскосельский лебедь». Рассказывая о старом одиноком лебеде, пережившем ряд поколений и умирающем в одиночестве, он поэтически изобразил свою собственную судьбу, передал свое восприятие Царского Села, с которым была тесно связана вся его жизнь.

    В Царском Селе жил близкий знакомый Тютчева князь А. М. Горчаков. Это был один из лицейских товарищей Пушкина, и незадолго перед выпуском юный поэт писал, обращаясь к нему:

    Тебе рукой Фортуны своенравной 
    — 
     

    Предсказание Пушкина сбылось; после окончания Лицея пути их разошлись — Горчаков сделал блестящую карьеру. Он стал известным государственным деятелем:  

    Кому ж из нас под старость день Лицея
    Торжествовать придется одному?
    Несчастный друг! средь новых поколений 
     
    Он вспомнит нас и дни соединений, 
    Закрыв глаза дрожащею рукой... 

    Горчаков пережил всех лицеистов пушкинского выпуска: он умер в 1883 году.

    Тютчев был близок с Горчаковым, хотя нередко порицал его политику. 25 мая. 1857 года Тютчев писал о Горчакове: «Мы стали большими друзьями и совершенно искренно. Он — незаурядная натура и с большими достоинствами, чем можно предположить по наружности». В письмах Тютчева часто встречаются упоминания о посещениях Горчакова в Царском Селе. Так, 16 августа 1863 года он сообщает жене: «Ездил в Царское Село, обедал у кн. Горчакова, который принял меня еще радушнее, чем всегда».

    затем в Штутгарте. Человек пытливого ума, Титов проявлял глубокий интерес к самым различным областям науки и философии. Как-то раз Тютчев в шутку сказал о нем: «Подумаешь, что господь бог поручил ему составить инвентарь мироздания».

    Фон Штейн С.: Тютчев в Царском Ceле

    Часто навещал Тютчев своих дочерей — фрейлин императорского двора, которые подолгу жили в Царском Селе. Анна Федоровна — старшая дочь поэта — была назначена фрейлиной в 1852 году и находилась при дворе до 1866 года. В 1866 году она вышла замуж за И. С. Аксакова и тогда оставила придворную службу. Дарья Федоровна была представлена ко двору в 1851 году, после окончания Смольного института. 26 июня 1861 года Тютчев сообщал жене: «Вчера я ездил в Царское Село повидать Дарью...» 8 июня 1863 года он писал ей же из Царского Села: «Я приехал сюда вчера… я больше не мог выносить города… Теперь шесть часов утра, и я пишу тебе в маленькой гостиной Анны. Я спал в ее спальне, которую она мне уступила».

    Состоя на придворной службе и будучи камергером, Тютчев обязан был присутствовать и на самых различных придворных церемониях в Царском Селе. Об этом он часто подробно рассказывал в письмах к жене.

    Вот описание одного из посещений Царского Села в мае 1857 года: «… теперь упомянув о Царском, перейду прямо к рассказу о появлении моего нового мундира во всем его девственном и непорочном блеске под великолепными лепными потолками дворца великой императрицы. Да, в самом деле, эти чудные своды должны были благосклонно улыбнуться при этом блестящем явлении, которого им еще недоставало и которого они так долго ждали. Что же касается безмозглой толпы, двигавшейся вокруг меня, то я не очень уверен, что она заметила это чудесное появление — по крайней мере один только Вяземский удостоил меня своим вниманием и поздравлением… На этот раз мое пребывание в Царском было очень приятно благодаря гостеприимству Титова».

    Постоянно вращаясь в придворном и светском кругу, Тютчев внутренне оставался совершенно чужд ему. И. С. Аксаков, биограф Тютчева, писал: «Он любил свет — это правда; но не личный успех, не утехи самолюбия влекли его к свету. Он любил его блеск и красивость; ему нравилась эта театральная, почти международная арена… Соблюдая по возможности все внешние светские приличия, он не рабствовал перед ними душою, не покорялся условной светской „морали", хранил полную свободу мысли и чувства. Блеск и обаяние света возбуждали его нервы, и, словно ключом, било наружу его вдохновенное, грациозное остроумие… Он никогда не становился ни в какую позу, не рисовался, был всегда сам собою, таков как есть, прост, независим, произволен. Да ему было и не до себя, т. е. не до самолюбивых соображений о своем личном значении и важности. Он слишком развлекался и увлекался предметами для него несравненно более занимательными: с одной стороны, блистанием света, с другой,— личною, искреннею жизнью сердца, и затем — высшими интересами знания и ума. Эти последние притягивали его к себе еще могущественнее, чем свет». 

    «безмозглой толпе» придворных, об императоре. В письме от 2 октября 1858 года он рассказывал: «Прошлое воскресенье я отправился в Царское и, подходя по саду к дворцу, на повороте аллеи встретился нос к носу с государем, или скорее с его лошадью; но он был на ней и, с высоты своего коня поклонившись мне очень приветливо, он счел себя обязанным сказать мне, что очень давно меня не видел».

    Придворная служба давала обильный материал для политических размышлений. Тютчева поражало равнодушие великосветского общества к судьбе страны. «Ах, в какой странной среде я живу! – писал он 3 октября 1853 года. – Бьюсь об заклад, что в день страшного суда в Петербурге найдутся люди, делающие вид, что не подозревают этого… Здесь, то есть во дворцах, разумеется, безалаберность, равнодушие, застой в умах прямо феноменальны».

    Фон Штейн С.: Тютчев в Царском Ceле

    Глубоко волновало Тютчева будущее страны. Поражение России в Крымской войне убедило поэта в том, насколько несостоятельной оказалась внутренняя и внешняя политика правительства. Ощущение неблагополучия в России, какой-то нелепости всего происходящего, уже не оставляло Тютчева. Он писал жене из Царского Села 31 июля 1866 года: «Я с каждым днем становлюсь все несноснее, и моему обычному раздражению способствует немало та усталость, которую я испытываю в погоне за всеми способами развлечься и не видеть перед собой ужасной пустоты». В этом же письме он рассказывал: «…когда солнце немного пригреет и небо ясно, то сады Царского Села в самом деле очень красивы; в них чувствуется нечто более изысканное: это грациозно и величественно в одно и то же время. Я люблю также вечера в Павловске, где хорошая музыка заменяет глупые разговоры…».

    Поэт любил Царское Село. Для него, прекрасного знатока истории, дворцы и парки Царского Села олицетворяли былое величие России. Именно эта мысль звучит в строфе из его стихотворения «Осенней позднею порою…», написанного в 1858 году:

    И на порфирные ступени

    — 
    И сад темнеет, как дуброва, 
    И при звездах из тьмы ночной, 
    Как отблеск славного былого, 
     

    Царскому Селу — символу «славного былого» посвящено и стихотворение «Тихо в озере струится...», написанное в 1866 году. В конце стихотворения помета автора: «Царское Село».

    В Царском Селе прошли последние месяцы жизни Тютчева. Тяжелобольного, его перевезли сюда в карете 19 мая 1873 года. В конце апреля 1873 года дочь поэта Дарья Федоровна, сообщая своей сестре Е. Ф. Тютчевой о том, что его собираются перевезти из Петербурга в Царское Село, указала адрес: Малая улица, дом Иванова.

    По «Атласу города Царского Села», составленному в 1858 году полковником Н. И. Цыловым, можно установить, что дом Иванова стоял в начале Малой улицы (ныне улица Революции), по четной стороне, недалеко от входа в Александровский парк, на четвертом земельном участке от угла. Дальше — до Церковной (ныне Пролетарская) улицы было еще четыре таких участка. По-видимому, дом стоял на том участке, где сейчас сквер.

    С Федором Ивановичем находилась в Царском Селе его жена. Часто бывала здесь и Д. Ф. Тютчева. 25 мая в Царское Село к Тютчеву приехала старшая дочь — А. Ф. Аксакова, а 9 июня — И. С. Аксаков. Здесь Тютчева часто навещал его сослуживец цензор А. В. Никитенко, живший на даче в Павловске. Иногда и сам Тютчев, отправляясь на прогулку в экипаже, доезжал до Павловска и, как писал Никитенко, «по невозможности выйти из экипажа, останавливался возле моей квартиры, я выходил к нему, и мы несколько минут беседовали с ним...»

    строки поэта, написанные им после их встречи:

    В отжившем сердце ожило;
    Я вспомнил время золотое —
    И сердцу стало так тепло…» 

    Фон Штейн С.: Тютчев в Царском Ceле

    Поседевшему Тютчеву было в это время 66 лет, все еще привлекательной Амалии — 61.

    бежали по его щекам. Молча плакала и она.

    Здоровье Тютчева продолжало ухудшаться. 30 мая 1873 года Никитенко записал в дневнике: «Ездил в Царское Село навестить бедного больного Тютчева. Положение его самое плачевное. Половиною тела он совсем не владеет, но голова свежа и умственные отправления все как следует. В произношении он немного и едва заметно затрудняется. Он совершенно остался одиноким: все его близкие и друзья разъехались на лето. Из домашних я никого не видел, кроме сиделки да лакея, которые за ним ухаживают, и, кажется, усердно. Он чрезвычайно был рад моему посещению...».

    Тяжелобольной Тютчев продолжал проявлять большой интерес к политике и литературе. «Поговорили о литературе, о Франции и о Тьере»,— писал Никитенко. «Сделайте так, чтобы я хоть немного чувствовал жизнь вокруг себя»,— просил Тютчев близких, когда не только дни, но и часы его были уже сочтены. В дневниковой записи 21 июня 1873 года Никитенко отметил: «Был у Тютчева и не видел его. Зять его Иван Сергеевич Аксаков мне сказал, что вся почти эта неделя прошла в борьбе со смертью. Иногда Тютчев приходил в себя на некоторое время, потом опять впадал в забытье...» Поэт скончался 15 июля 1873 года. «Ранним утром, 15 июля 1873 года, лицо его внезапно приняло какое-то особенное выражение торжественности и ужаса; глаза широко раскрылись, как бы вперились в даль… Вся жизнь духа, казалось, сосредоточилась в одном этом мгновении, вспыхнула разом и озарила его последнею верховною мыслью...» — писал Аксаков о последних минутах жизни Тютчева.

    18 июля гроб с телом Тютчева перевезли по железной дороге из Царского Села в Петербург. Он похоронен на Новодевичьем кладбище.

    Тютчеву посвятил одно из своих стихотворений, связанных с городом Пушкином, известный советский поэт В. А. Рождественский. В этом стихотворении, которое называется «Тютчев на прогулке», есть такие строки:


    Сенека петербургского салона?
    Иль камергер, что в царскосельский сад

    ….…………………………………………

    На озере, уже в туман одетом,
    Мечети призрак, словно в полусне,
    Струится одиноким минаретом.
    «Нет. все не то». Славянство и Босфор.

    Когда в ветвях распахнутый простор,
    А из Европы слышен запах тленья!
    Менять язык, друзей и города,
    Всю жизнь спешить, чтоб сердце задыхалось,

    Что ночь растет, что шевелится хаос.
    ……………………………………………
    Непрочен мир! Всем надоевший гость,
    Он у огня сидеть уже не вправе.

    Вонзается в сырой, холодный гравий.
    Скрипят шаги, бессвязна листьев речь,
    Подагра подбирается к коленям,
    И серый плед, спускающийся с плеч,
     

    Источники:  

    1."Царскосельское дело" №22 пятница 29 мая 1915 года

    2. Г. Г. Бунатян. Город муз

    Раздел сайта: