Федор Тютчев: Летопись жизни и творчества Тютчева. 1870 г.

Январь 1—2. Петербург. Тютчев испытывает головокружения, однако не прерывает светский образ жизни, поскольку врач не считает его недомогание серьезным. Тем не менее в свете возникает слух о том, что у Тютчева случился удар. Слух этот, со слов дочери цензора П. В. Голохвастова, фиксирует в своем дневнике М. Н. Похвиснев:

«Она сообщила мне, что с Тютчевым будто бы удар».

Здесь же записано свидетельство А. Х. Деляновой, соседки и близкой знакомой Тютчева, опровергающее этот слух:

«... застал m-me Делянову, которая говорит, она видела Тютчева накануне, что у него просто делаются головокружения, но что это не мешает ему выезжать».

Похвиснев М. Н. Из дневника (запись 1 января 1870) // РА. 1911. Кн. 1. № 2. С. 209.

«Вчера папа́ был нездоров — у него кружится голова, доктор полагает, что это нервное».

Д. Ф. Тютчева — Е. Ф. Тютчевой. Петербург. 3 января 1870. Мураново, ед. хр. 617, л. 1 об. (на фр.).

Январь 3. Петербург. Тютчев у Е. Э. Трубецкой на чтении пьесы В. А. Соллогуба «Entre 4 et 5»^1*.

«Граф Соллогуб читает у Трубецкой сочиненную им французскую пьесу „Entre 4 et 5“. Отец поехал на чтение».

И. Ф. Тютчев — О. Н. Тютчевой. Петербург. 3 января 1870 // Современники о Тютчеве. С. 407.

Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Январь 14. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

В тот же день. Петербург. Из Москвы приезжают супруги Аксаковы.

Дневник М. Ф. Бирилевой. 1870. С. 7 (запись 14 января).

Январь <17>. Петербург. Тютчев посещает Е. К. Богданову. Видится у нее с С. П. Фроловым.

«Сергея я видел два раза, один у Вас, в прошлую субботу...»

Тютчев — Е. К. Богдановой. Петербург. 25 января <1870> // Письма к Богдановой и Фролову. С. 24—25 и 45 (на фр. и в пер.).

«Прошлая суббота» по отношению к 25 января приходилась на 17 января.

Январь <17>. Петербург. Письмо М. Н. Похвисневу с ходатайством о причислении Н. А. Миллер-Красовского к Министерству иностранных дел и о назначении его секретарем КЦИ.

Январь <18 или 20>. Петербург. Тютчев присутствует в Михайловском театре. Видится там с С. П. Фроловым.

«Сергея я видел <...> последний раз — во французском театре».

Тютчев — Е. К. Богдановой. Петербург. 25 января <1870> // Письма к Богдановой и Фролову. С. 24—25 и 45 (на фр. и в пер.).

18 и 20 января в Михайловском театре давался бенефис французской комедийной актрисы Лагранж-Белькур (игрались одноактные водевили франц. авторов); в другие дни в период с 18 по 24 января спектаклей Французской труппы не было (СПб. вед. 1870. 18—23 января. № 18—23).

Январь 21. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Январь 24. Петербург. — Р. Ф. Кассель и семейство Чевякинских. Извещает их об отъезде Богдановой из Петербурга.

«Вчера я отправился известить о Вас г-жу Кассель и Чевякинских, где встретил большое общество».

Тютчев — Е. К. Богдановой. Петербург. 25 января <1870> // Письма к Богдановой и Фролову. С. 24—25 и 45 (на фр. и в пер.).

Январь 25. Петербург. Письмо к Е. К. Богдановой.

Тютчев огорчен известием об отъезде Богдановой. Надеется на ее скорое возвращение. Сообщает о своих визитах к друзьям Богдановой — Р. Ф. Кассель и семейству Чевякинских, о недавних встречах с С. П. Фроловым.

Письма к Богдановой и Фролову. С. 24—25 и 45 (на фр. и в пер.).

Январь 28. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Январь 31. Петербург. После двух недель пребывания в столице супруги Аксаковы уезжают в Москву. А. Ф. Аксакова везет для передачи брату Ивану 75 руб., полученные от петербургского книгопродавца А. Ф. Базунова за проданные 75 экземпляров «Стихотворений Ф. Тютчева» (М., 1868).

«Я думаю, что ты будешь рада 75-ти рублям, что Анна Ф<едоровна> привезла для Вани от петербургского книгопродавца, полученные за произведения его отца».

С. Л. Путята — О. Н. Тютчевой. <Москва>. 6 февраля 1870. Мураново, ед. хр. 460, л. 31.

Январь 31. Петербург. Тютчев подписывает Е. Е. Комаровскому свидетельство для получения пенсии.

Февраль 4. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Февраль 9/21. Петербург. Э. Ф. Тютчева пишет К. Пфеффелю:

«Мой муж единственный из нас продолжает бывать в свете, но для него это не столько удовольствие, сколько жизненная необходимость».

Мураново, ед. хр. 739, л. 90 (на фр.) // Современники о Тютчеве. С. 408 ().

Февраль 10. Петербург. Ухудшение здоровья Тютчева — начинается затяжной приступ подагры:

«У папа́ меж тем болят ноги, он все эти дни перемогался и выезжал, но сегодня принужден был провести вечер дома и еле-еле передвигал ногами, когда отправился из гостиной в свою комнату; так как с ним давно уже не было пароксизма подагры, то нет сомнения, она его не пощадит, и его-то жалко, да и нас отчасти <...> Папа́ также посылает вам свои приветствия и родительское благословение, хотя теперь ему не до патриарших излияний».

М. Ф. Бирилева — И. Ф. Тютчеву. Петербург. 10 февраля 1870. Мураново, ед. хр. 344, л. 131—131 об., 132.

Февраль 11. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Подпись Тютчева в журнале КЦИ свидетельствует, что он присутствовал на этом заседании, вопреки нарастающему нездоровью.

Февраль 17. Петербург. Из Москвы приезжает Е. Ф. Тютчева. Поселяется в Зимнем дворце.

Дневник М. Ф. Бирилевой. 1870. С. 18 (запись 17 февраля).

Февраль 18. Петербург. Больного Тютчева навещает дочь Екатерина.

«... я отправилась обедать к мама́ <...>, папа́ лежит в своем шезлонге, однако выглядит неплохо и говорит, что хорошо спал нынешней ночью; обедал он с аппетитом».

Е. Ф. Тютчева — Д. И. Сушковой. Петербург. 18 февраля 1870. Мураново, ед. хр. 681, л. 6—6 об. (на фр.).

Февраль 19. Петербург. Письмо к А. Д. Блудовой в Петербург.

Тютчев пишет в день шестой годовщины смерти Д. Н. Блудова:

«Болен я или нет, в такой день, как сегодня, я не могу не откликнуться на зов прошлого, того прошлого, чья связь с нами становится все тесней по мере того, как оно все более от нас отдаляется... Да и какую ценность, какое значение имела бы суета окружающего нас настоящего, если бы столь дорогое нам прошлое не отбрасывало на него свои великие тени?»

Письма к разным лицам. С. 497—498 (на фр. и в пер.).

Февраль 19. Петербург. Больного Тютчева навещает дочь Екатерина и сын Дмитрий.

«Я была у папа́, который плохо спал этой ночью и был не в духе; видела там Диму, который очень плохо выглядит и плохо держится. Я еще не видела его жену и не намерена спешить с этим. Когда я здесь нахожусь, я теряю последние иллюзии относительно прочности семейных связей».

Е. Ф. Тютчева — Д. И. Сушковой. Петербург. 19 февраля 1870. Мураново, ед. хр. 681, л. 9 (на фр.).

«Вчера я была у родителей — папа́ по-прежнему чувствует себя неважно; вчера ноги у него не болели и он хотел выйти, но доктор отсоветовал ему это».

Е. Ф. Тютчева — Д. И. Сушковой. Петербург. 22 февраля 1870. Мураново, ед. хр. 681, л. 13—13 об. (на фр.).

Февраль 23. Петербург. Письмо к Е. К. Богдановой в Петербург.

Тютчев одобряет присланный ему Богдановой проект делового письма к кн. В. Сообщает, что приступ подагры пошел на убыль:

«... с сегодняшнего дня я начинаю предвидеть ему конец, потому что сегодня утром я в первый раз мог переступить ногу за ногу».

Письма к Богдановой и Фролову. С. 24—25 и 45—46 (на фр. и в пер.).

Февраль 28. Петербург. Письмо к А. Ф. Аксаковой в Москву.

«... только сегодня, после 17 дней заточения, я дерзнул выйти подышать свежим воздухом и сделать несколько шагов по улице. Да, лишение воздуха и движения вызывают во мне бессилие, в том числе и эпистолярное. Ах, как понятен мне теперь зловещий смысл стиха Пушкина: „Под старость жизнь такая гадость!“»

Рассказывает, что во время своего «заточения» часто виделся с В. А. Черкасским.

В связи со смертью А. П. Мальтица размышляет:

«Известие о кончине Мальтица сильно меня опечалило, однако несколько лет тому назад оно опечалило бы меня в десять раз сильнее. Ведь по мере того как все более ощущаешь приближение собственной смерти, становишься все менее чувствителен к утратам, и это вполне соответствует логике вещей <...>. Что касается Мальтица, то он был человеком, глубоко убежденным в том, что его ожидает полное небытие. Надеюсь, что ныне он изменил свое воззрение и сделал это без труда, ибо душа, подобная душе Мальтица, должна обрести покой там, где она находится ныне».

РГАЛИ, ф. 10, оп. 2, ед. хр. 37, л. 180—181 об. (на фр.).

Февраль 28 — Март 1. Петербург. Кратковременное улучшение здоровья Тютчева: он пытается выезжать:

«Папа́, пролежав круглых 17 суток, с грехом пополам вчера в первый раз выбрался на улицу, а сегодня уже три раза спустился с лестницы; вряд ли эта невоздержанность сойдет ему с рук благополучно, тем более что его подагра не ограничивается одним приступом, но по крайней мере, он хоть на несколько дней передохнет от скуки затворничества, а удержать его дома положительно невозможно».

М. Ф. Бирилева — И. Ф. Тютчеву. Петербург. 1 марта 1870. Мураново, ед. хр. 344, л. 134 об.—135.

<Февраль. Петербург>. «Радость и горе в живом упоенье...»

Лирика. Т. II. С. 219, 403 (датировано февралем 1870 г. на основании пометы в списке М. Ф. Бирилевой). То же: ПССП. Т. 2. С. 215, 575—576.

Март 3. Петербург. Здоровье Тютчева резко ухудшается. Э. Ф. Тютчева пишет об этом сыну Ивану в ответ на телеграмму с известием о рождении его первой дочери Софьи:

«Папа́, который сегодня снова очень страдает и вынужден не покидать своей комнаты, от всего сердца поздравляет тебя с новым положением отца семейства».

В тот же день. Петербург. Больного Тютчева посещают дочь Екатерина, затем — Д. А. Оболенский.

Е. Ф. Тютчева — Д. И. Сушковой. Петербург. 4 марта 1870. Мураново, ед. хр. 681, л. 32 об. (на фр.).

«Вчера вечером меня посетил Д. А. Оболенский, приходивший объявить мне, что он назначен товарищем Зеленого...»

Тютчев — Е. К. Богдановой. Петербург. <4> марта 1870 // Письма к Богдановой и Фролову. С. 24—25 и 46 (на фр. и в пер.).

Март <4>. Петербург. Письмо к Е. К. Богдановой в Петербург.

Тютчев жалуется на свое болезненное состояние:

«Я себя чувствую раздраженным еще более, чем страдающим, с головой тяжелой, нервами напряженными, и все, что меня окружает, мне так ненавистно, как сам я — другим. Вчера вечером раздражение в этих несчастных ногах дошло до такой крайности, что были вынуждены отнести меня в кровать».

Сообщает о вчерашнем визите Д. А. Оболенского.

. С. 24—25 и 46 (на фр. и в пер.) с условной датировкой: «1870. 11 (или 4) марта». На эти дни приходится среда, которой помечено письмо. Дата уточняется по содержанию: указ о назначении Оболенского, сообщенный им Тютчеву «вчера», был подписан 3 марта 1870 г. (опубл.: СПб. вед. № 69. 11 марта); в тот же день наступило резкое ухудшение в состоянии Тютчева, тогда как к 11 марта он чувствовал себя уже лучше (см. эту дату).

Март 4. Петербург. Состояние Тютчева ухудшается. Несмотря на это, он просит послать С. Л. и Н. В. Путятам телеграмму с поздравлением по поводу рождения внучки Софьи.

«Ноги папа́ пуще прежнего ослабли, и он опять лежит неподвижно; он их, разумеется, натрудил своими выездами, в чем, впрочем, не соглашается».

М. Ф. Бирилева — И. Ф. Тютчеву. Петербург. 4 марта 1870. Мураново, ед. хр. 344, л. 138 об.

«Я возвратилась от Путят <...>, они очень тронуты вниманием Федора, который сегодня утром прислал им телеграмму».

Д. И. Сушкова — Е. Ф. Тютчевой. Москва. 4 марта 1870. Мураново, ед. хр. 533, л. 34 об. (на фр.).

Март <5>. Петербург. Письмо к Е. К. Богдановой в Петербург.

«Ночь была опять достаточно беспокойной и напряжение в ноге все еще достаточно сильно. — Одним словом, состояние нестерпимое, особенно неизвестностью своей продолжительности».

Сообщает, что вынужден отказаться от приглашения «на чашку чая сегодня вечером в интимном кругу», полученного от г-жи Флери, жены французского посла.

Письма к Богдановой и Фролову. С. 27 и 47 (на фр. и в пер.), с предполагаемой датировкой: «1870. 12 марта» (на этот день приходился четверг, которым помечено письмо). Дата уточняется по сообщению о состоянии здоровья Тютчева: обострение приступа подагры пришлось на 3—7 марта, тогда как 11—13 марта Тютчеву стало лучше — боли в ногах стихли (см. эти даты).

Март 5. Петербург. Е. Ф. Тютчева пишет Д. И. Сушковой:

«Папа́ очень болен, и совесть мучает меня за то, что я так мало его вижу».

Мураново, ед. хр. 681, л. 34 об. (на фр.) // Современники о Тютчеве. С. 408 (пер. с фр.).

Март <6>. Петербург. Письмо к Е. К. Богдановой в Петербург.

«До десяти часов вечера вчера я страдал, как грешник в аду».

Благодаря мерам, предпринятым доктором, «боль успокоилась, и я мог спать».

. С. 28 и 47 (на фр. и в пер.), с предполагаемой датировкой: «1870. 13 марта» (на этот день приходилась пятница, которой помечено письмо). Дата уточняется по сообщению о состоянии здоровья Тютчева (ср.: 1870. Март 4 и 5).

Март 6 и 7. Петербург. Тютчев по-прежнему болен. Его посещает дочь Екатерина.

«Вчера я обедала у родителей. Папа́ все еще лежит и очень страдает».

Е. Ф. Тютчева — Д. И. Сушковой. Петербург. 7 марта 1870. Мураново, ед. хр. 681, л. 38—38 об. (на фр.).

«Вчера я отправилась к папа́, который по-прежнему лежит и по-прежнему страдает».

Е. Ф. Тютчева — Д. И. Сушковой. Петербург. 8 марта 1870 // Мураново, ед. хр. 681, л. 40—40 об. (на фр.).

Март 10—13. Петербург. Состояние больного Тютчева несколько улучшается. 11 и 13 его посещает дочь Екатерина.

«Сегодня я обедала у родителей. Папа́ все еще лежит, последние два дня он не страдает, но чувствует большую слабость в ногах».

Е. Ф. Тютчева — Д. И. Сушковой. Петербург. 11 марта 1870. , ед. хр. 681, л. 46 об. (на фр.).

«Вчера я долго была у родителей <...>. Папа́ все еще лежит; он очень изнурен, ноги его очень слабы, но страдает он меньше».

Е. Ф. Тютчева — Д. И. Сушковой. Петербург. 14 марта 1870. Мураново, ед. хр. 681, л. 50—51 (на фр.).

Март 13. Петербург. Письмо к И. С. Аксакову в Москву (ответ на несохранившееся письмо).

Тютчев отклоняет совет Аксакова выступить с призывом к протесту против предстоящего Вселенского собора в Ватикане и к созыву «настоящего вселенского собора», объединяющего все конфессии христианской церкви. Считает такое выступление преждевременным:

«Надобно дать полемике в католической среде ожесточиться до зарезу, т. е. до расколу <...>. Вот эту-то минуту мы и должны выждать».

Аксаков 1886. С. 185—187 (без обращения и заключительных строк); РГАЛИ, ф. 10, оп. 2, ед. хр. 25, л. 64—68 (копия; полный текст с обращением к Аксакову).

Март 15 и 17. Петербург. Гус на костре («Костер сооружен и роковое...»).

17 марта. Окончательная редакция (полный текст).

Лирика. Т. II. С. 220, 404 (первоначальная редакция датирована на основании пометы М. Ф. Бирилевой на автографе: «15-ое марта 1870»; окончательная редакция датирована на основании даты в списке М. Ф. Бирилевой: «17-ое марта 1870 г.»). То же: ПССП. Т. 2. С. 216, 576—579.

Написано для прочтения на вечере с живыми картинами, данном в пользу Славянского Благотворительного Комитета 1 апреля 1870 г. (см. эту дату).

Март 17. Петербург. Е. Ф. Тютчева уезжает в Москву.

Дневник М. Ф. Бирилевой. 1870. С. 28 (запись 17 марта).

Март 18. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Март 19. Петербург. Д. Ф. Тютчева обедает у родителей.

«Вчера я обедала у папа́ <...>. Папа́ подарил мне очень хорошенький чепчик».

Д. Ф. Тютчева — Е. Ф. Тютчевой. Петербург. 20 марта 1870. , ед. хр. 617, л. 15—16 (на фр.).

Март 26. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

В тот же день. Петербург. Литературный вечер у Тютчева. Среди гостей А. В. Никитенко, О. А. Новикова, М. В. Юзефович и др. Читались стихи Тютчева, А. Н. Майкова и Я. П. Полонского, предназначенные для прочтения на вечере в пользу Славянского Благотворительного Комитета. Юзефович поделился воспоминаниями о своих встречах с Пушкиным.

«Вечер у Ф. И. Тютчева. Гостей было довольно. Я познакомился с одною изящною и умною дамою, Новиковой. Тут, между прочим, был и М. В. Юзефович, который умно и живо рассказывал разные свои воспоминания о прошлом: о войне в Малой Азии, в которой он участвовал, о Пушкине, с которым познакомился на Кавказе и был с ним под Эрзерумом. Он говорил, что Пушкину очень хотелось побывать под ядрами неприятельских пушек и особенно слышать их свист. Желание его исполнилось <...>. На вечере были читаны славянофильские стихотворения: Тютчева („Гус“), Майкова и Полонского („Симеон Болгарский“), приготовленные к живым картинам на Пасху. Все они недурны, особенно стихотворение Тютчева».

Дневник Никитенко. Т. 3. С. 172 (запись 26 марта 1870 г.).

А. В. Никитенко ошибся: Пасха приходилась на 12 апреля, а вечер в пользу Славянского Комитета был дан на шестой неделе Великого поста — 1 апреля (см. эту дату).

Март 31. Петербург. Ценз. разрешение на выпуск брошюры «Стихотворения В. Г. Бенедиктова, А. Н. Майкова, Я. П. Полонского, гр. В. А. Соллогуба, гр. А. К. Толстого и Ф. И. Тютчева, и объяснительный текст к живым картинам, данным в пользу Славянского Благотворительного Комитета 1-го апреля 1870 года» (СПб., 1870). Здесь (с. 19—20) впервые опубликовано стихотворение «Гус на костре».

К. В. Пигарев назвал эту публикацию повторной, полагая, что впервые стихотворение «Гус на костре» было опубликовано в мае («Заря». 1870. № 5). Ему последовали дальнейшие издания (Тютчев 1987. С. 416; ПССП. Т. 2. С. 577). Дата цензурного разрешения на брошюре опровергает это предположение.

Кроме стихов Тютчева в брошюру вошли еще 7 стихотворений: В. Г. Бенедиктова («Коперник» и «Богдан Хмельницкий и послы»), А. Н. Майкова («Сон королевича Марка»), Я. П. Полонского («Симеон»), В. А. Соллогуба («Рассказ старого солдата о Полтавском сражении» и «Последнее слово»), А. К. Толстого («Роман Галицкий»).

Апрель 1. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Апрель 1—2. Петербург. Тютчев присутствует в Мариинском театре на представлении в пользу Славянского Благотворительного Комитета. В течение двух вечеров ставились живые картины на сюжеты из истории славянских народов в сопровождении стихов разных авторов. Картина «Гус на костре» сопровождалась чтением одноименного стихотворения Тютчева.

«Третьего дня в театре представлялись славянские живые картины, собравшие множество зрителей, выказавших больше сочувствия, нежели понимания. Присутствовали все великие князья — и проч. и проч.».

Тютчев — А. Ф. Аксаковой. Петербург. 3 апреля 1870 // ПССП. Т. 6. С. 382 (пер. с фр.).

3 апреля газета «Голос» (№ 93) сообщала об этих вечерах как об «интересном и вполне удавшемся концерте».

Апрель 2. Хутор Макаровка (Изюмский у. Харьковской губ.). Н. С. Кохановская в письме к А. Ф. Аксаковой передает сообщение А. В. Плетневой о частых визитах к ней Тютчева.

«От Плетневой я имею известие <...>, в последнем письме, которое я получила от нее, она мне, между прочим, говорила, что Ваш батюшка почти ежедневный гость у нее».

Апрель 3. Петербург. Письмо к А. Ф. Аксаковой в Москву.

Тютчев размышляет о связи отдельных человеческих судеб с ходом истории:

«Если то, что мы делаем, ненароком окажется историей, то уж, конечно, помимо нашей воли. И, однако, это — история, только делается она тем же способом, каким на фабрике ткутся гобелены, и рабочий видит лишь изнанку ткани, над которой он трудится».

Сообщает о «славянских» живых картинах, поставленных на вечере в пользу Славянского Благотворительного Комитета. В «похвальном рвении», с которым публика встречала их, видит признаки поворота общественного сознания в сторону сочувствия идее славянского единения.

Рассказывает о своем недавнем «почти официальном споре по вопросу о печати», в котором он доказывал возможность свободы печати в условиях самодержавия:

«... было высказано — и высказано представителем власти — утверждение, имеющее для некоторых значение аксиомы, — а именно, что свободная печать невозможна при самодержавии, на что я ответил, что там, где самодержавие принадлежит лишь государю, ничто не может быть более совместимо, но что действительно печать, — так же как и все остальное, — невозможна там, где каждый чиновник чувствует себя самодержцем. Весь вопрос в этом. Но дабы признать, что это так, следует, чтобы и самодержец в свою очередь не чувствовал себя чиновником».

Соч. 1984. Т. II. С. 341—342; то же: ПССП. Т. 6. С. 380—383 (на фр. и в другом пер.).

Кто из представителей власти был оппонентом Тютчева в этом споре, установить не удалось.

Апрель 5. Петербург. М. Ф. Бирилева сообщает И. Ф. Тютчеву в Смоленск:

Апрель 9. Петербург. Э. Ф. Тютчева сообщает И. Ф. Тютчеву в Смоленск:

«Папа́ чувствует себя лучше, хотя еще не вполне удовлетворительно».

Апрель 14/26. Веймар. И. С. Тургенев сообщает Я. П. Полонскому свой отзыв о брошюре «Стихотворения <...> и объяснительный текст к живым картинам...» (СПб., 1870), в том числе о стихотворении Тютчева «Гус на костре»:

«Получил я и прочел твою славянскую брошюру: стихи, признаться сказать, не возвышаются над уровнем посредственности — (бенедиктовские просто плохи) — тютчевские получше других — но и в них чувствуется старческое усилие — и бессилие».

О содержании упомянутой брошюры см.: 1870. Март 31.

Апрель 17. Петербург. Письмо к А. Ф. Аксаковой в Москву.

Тютчев благодарит за приглашение провести часть лета на даче у Аксаковых, однако не решается принять его, не будучи уверен в том, что его присутствие их не стеснит. Пишет, что состояние его здоровья «настоятельно требует определенных усилий для приведения его в порядок», однако перспектива поездки за границу отнюдь его не привлекает.

Сообщает о предстоящем ему «сегодня» обеде в обществе В. А. Черкасского. Напоминает И. С. Аксакову его обещание дать статью в «Зарю».

РГАЛИ, ф. 10, оп. 2, ед. хр. 37, л. 184—185 об. (на фр.).

Апрель 20. Петербург. Записка к А. Н. Майкову.

Тютчев приглашает Майкова на обед — «завтра», в день своих именин. Посылает «окончательную редакцию последнего четверостишия» стихотворения «Гус на костре» — «в случае, если стихи будут помещены в „Заре“».

Правка была произведена в последней строке стихотворения.

<22>. Петербург. Новый приступ подагры у Тютчева.

«Десять дней тому назад у папа́ был новый приступ подагры, но теперь ему много лучше и он выходит на воздух. К счастью, он отказался от обедов. Он пригласил

Здекауэра, чтобы получить совет этого медицинского светила по поводу лечения, которое ему следует предпринять за границей. Этот врач предписал ему четыре недели на водах в Карлсбаде, а затем 24 ванны в Тёплице или в Вильдбаде».

Э. Ф. Тютчева — А. Ф. Аксаковой. Петербург. 3 мая 1870. Мураново, ед. хр. 730, л. 44 об.—45 (на фр.).

На заседании КЦИ 22 апреля Тютчев отсутствовал «по болезни» (Журналы заседаний КЦИ. 1870. № 14, л. 68).

<Апрель 22>. Петербург. Записка к Е. Э. Трубецкой.

Тютчев вынужден отказаться от только что полученного приглашения Трубецкой, поскольку «с сегодняшнего утра» он «прикован к своей кушетке болью в ноге».

Соч. 1984. Т. II. С. 342 (пер. с фр.), с предполагаемой датировкой: «начало апреля 1870 г.».

Тютчев извиняется, что из-за болезни пишет «чорт знает как» (письмо написано карандашом). Благодарит за сообщенный ею отзыв А. М. Горчакова о Наполеоне III. Отказывается ему поверить:

«Что же касается изречения Горчакова, это злонамеренная пошлость. В привычки ума кн. Горчакова не входит пользоваться подобными выражениями».

В чем заключался приписанный Горчакову отзыв о Наполеоне III, установить не удалось.

Апрель 26. Петербург. Письмо к Е. К. Богдановой в Петербург.

Тютчева раздражает «упорство гнусного ревматизма»: «он совершенно губит мои нервы, и я чувствую отвращение к себе самому, из-за припадков свирепости, в которые я впадаю». Сообщает, что вынужден отказаться от приглашения Е. Э. Трубецкой обедать у нее сегодня. В заключение замечает:

«Старость с ее неизбежными немощами уже подступила — следовало бы уметь сказать прости миру и даже самым дорогим привязанностям, которые созданы только для живых».

Письма к Богдановой и Фролову. С. 29—30 и 47—48 (на фр. и в пер.).

<Апрель 26>. Петербург. Записка к Е. Э. Трубецкой.

Тютчев сожалеет, что нездоровье не позволяет ему посетить Трубецкую. Делится своей тревогой по поводу нарастающего напряжения в отношениях между Францией и Пруссией; предвидит трагическую развязку:

«В какие времена мы живем!.. О, я уже чувствую со всей полнотой в окружающем нас мраке, что́ готовят события, которые наступают и которые разразятся».

Урания. С. 117—118 и 121 (), с предполагаемой датировкой: <Апрель, конец — Май, начало>. То же: Соч. 1984. Т. II. С. 343—344 (пер.).

Дата уточняется по сообщению Тютчева Е. К. Богдановой: «Сегодня я должен был обедать у Лизочки — опять невозможно» (см.: 1870. Апрель 26).

<Апрель 27>. Петербург. Записка к А. Н. Майкову.

Тютчев просит вернуть ему стихотворение «Гус на костре», поскольку вопрос о публикации его в «Заре» до сих пор не решен.

Соч. 1984. Т. II. С. 343 (с предполагаемой датировкой: «Апрель 1870»).

Дата уточняется по связи с предыдущей запиской к Майкову (см.: 1870. Апрель 20) и в соответствии с пометой Тютчева на данной записке — «понедельник» (ближайший к 20 апреля понедельник приходился на 27 апреля).

О публикации стихотворения «Гус на костре» в «Заре» см.: 1870. Май, начало.

Апрель 27. Петербург. Записка П. Н. Батюшкову.

От души благодарю Вас, любезнейший Помпей Николаевич, за ваш драгоценный подарок. И вы имеете теперь право сказать о себе:

Да, ваше издание по истине монументальное — и отрадно вписать свое имя на таком памятнике.

Р., Осповат А. Чужое слово у Тютчева (I) // Пушкинские Чтения в Тарту. 3. Тарту, 2004. С. 371 (с обоснованием датировки).

По всей вероятности, Тютчев благодарит адресата за издание: «Памятники Русской старины в западных губерниях империи, издаваемые <...> П. Н. Батюшковым», которое к этому времени вышло в пяти выпусках ([Б. м.]., 1868—1870).

Май 1. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Май 6. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Май, начало. Петербург. Выходит в свет журнал «Заря» (№ 5). Здесь повторно напечатано три стихотворения, которые «были читаны на вечере, данном в пользу Славянского Благотворительного Комитета 1 апреля 1870 года: „Гус на костре“ Ф. И. Тютчева, „Сон королевича Марка“ А. Н. Майкова и „Симеон“ Я. П. Полонского».

О первой публикации этих стихов см.: 1870. Март 31.

Май 10. Царское Село. Тютчев навещает дочь Дарью. Советует ей ехать за границу без него.

«Я хотела ехать вместе с папа́, но вчера он посоветовал мне не дожидаться его, поскольку он не уверен в том, что поедет».

Д. Ф. Тютчева — А. Ф. Аксаковой. Царское Село. 11 мая 1870. Мурановона фр.).

Май 13. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Май 20. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

В тот же день. Петербург. Д. Ф. Тютчева уезжает за границу.

Дневник М. Ф. Бирилевой. 1870. С. 49 (запись 20 мая).

Май 21. Петербург. Э. Ф. Тютчева сообщает К. Пфеффелю о предстоящем отъезде Тютчева для лечения — сначала в Карлсбад, а затем в Тёплиц или Вильдбад.

«Тёплиц ему рекомендовали предпочтительнее, но перспектива оказаться там в одиночестве, тогда как в Вильдбаде он встретит толпу знакомых, склонит его в пользу последнего».

Май 27. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

В тот же день. Петербург. Э. Ф. Тютчева и супруги Бирилевы уезжают в Овстуг.

Дневник М. Ф. Бирилевой. 1870. С. 51 (запись 27 мая).

В тот же день. Москва. Н. В. Путята извещает И. Ф. Тютчева, что ни один из 100 экземпляров «Стихотворений» его отца, переданных на комиссию в магазин «Русская грамота» (Москва), не продан. В связи с закрытием магазина все 100 экземпляров возвращены московским родственникам Тютчева.

«... посылаю тебе <...> расписку из „Русской грамоты“ на принятие ста экземпляров сочинений твоего отца. Я получил эту расписку 11-го мая и тотчас послал в магазин, но он уже был заперт, торговля в нем прекратилась и все книги увезены. А. Н. Бахметева, которая заведовала этим магазином, передала сочинения Ф<едора> И<вановича> твоей сестре Катерине Федоровне, а она прислала их ко мне. Книги эти остаются у меня, но, к сожалению, ни один экземпляр не продан».

Июнь 3. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

«... внезапно мои ноги вновь охватила боль. <...> Признаюсь, что это постоянство, которое отныне распространилось и на летний сезон, меня весьма обескураживает и убеждает в необходимости лечения на водах».

О болезни сына Дмитрия сообщает, скрывая истинное положение:

«Милому Диме, который при вашем отъезде чувствовал себя неважно, снова лучше. Я бываю у него довольно часто. Для меня большое утешение видеть, какой любовью окружен милый мальчик. Он так в этом нуждается».

«К моему большому удивлению, Щука, при всем его пристрастии к путешествиям, недоволен планами новой поездки. В самом деле, бедняга постарел так же, как и его хозяин, он сам нуждается в заботе, а не то, чтобы заботиться о других».

Об истинном положении Дмитрия см.: 1870. Июнь 18.

Июнь 9. Петербург. Письмо к А. Ф. Аксаковой в Москву.

Тютчев обращается к обеим дочерям, дабы не повторять жалобы на присущие его возрасту недомогания. Сообщает, что врачи советуют ему ехать в Карлсбад и

Вильдбад. Радуется, что Анна довольна своим пребыванием на даче в Волынском и прибавляет:

«Я поступил бы лучше, если бы последовал своему первому побуждению — провести несколько недель с вами... Разумеется, беседы с Аксаковым не исцелили бы меня от ревматизма, но отвлекли бы меня от него».

РГАЛИ, ф. 505, оп. 1, ед. хр. 74, л. 87—88 об. (на фр.).

Аксаковы приглашали Тютчева провести у них часть лета (см.: 1870. Апрель 17).

Июнь 10. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Июнь 17. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Июнь 18. Петербург. Письмо к Е. Ф. Тютчевой в Москву.

Тютчев сообщает печальные известия о болезни сына Дмитрия:

«Его положение, увы, очень серьезно, надежды на спасение очень мало. На днях его посетил Здекауэр, и вот его заключение: „Это болезнь сердца, которая близится к концу. Уже начинается водянка“. В самом деле, отекают не только ноги, но и тело. Слабость его растет. Уже давно его не вывозят на прогулку в экипаже, когда же он делает несколько шагов по комнате, то страшно задыхается. Бессонница отнимает у него последние силы. Словом, дни его сочтены — таково мнение докторов.

Теперь вы понимаете, почему я откладываю мой отъезд. Я прекрасно знаю, что мое присутствие ничего не прибавит к заботам, которыми он окружен. Но было бы жестоко уехать на два месяца, быть может, последние в его жизни. К тому же, я не хотел бы тратить деньги, предназначенные для моей поездки, ввиду тех расходов, которые может потребовать его состояние. И вот, я не знаю, на что решиться. Не знаю я и того, на что решится бедная жена моя, когда узнает всю правду. До сих пор мы щадили ее, и я сообщал ей лишь часть этой правды. Только Мари я решился сказать все, как есть. Сердце мое разрывается при виде существа столь доброго, исполненного любви и обреченного участи столь жестокой. Но еще более я сожалею о его несчастной матери <...>. Мне очень тяжело, и я очень мало расположен к тому, чтобы ехать лечиться».

РГАЛИ, ф. 505, оп. 1, ед. хр. 74, л. 89—90 об. (на фр.).

Об упомянутом письме Тютчева к М. Ф. Бирилевой см.: 1870. Июнь 20.

Июнь 19/Июль 1. Овстуг. Э. Ф. Тютчева, в письме к К. Пфеффелю, выражает недоумение, почему Тютчев, который должен был в этот день отправиться в Карлсбад для лечения, откладывает свой отъезд:

«Мой муж должен сегодня уехать из Петербурга. Я не знаю, почему он так колебался и медлил с отъездом, имея впереди два курса лечения, — но мне кажется, мысль, оказаться в Варшаве в то время, как туда прибудет император, была истинной причиной его медлительности».

Июнь 20. Овстуг. Жена и дочь Тютчева получают его письма с сообщением о безнадежном положении сына Дмитрия. Они незамедлительно выезжают в Петербург. Перед отъездом М. Ф. Бирилева пересылает письма отца О. Н. и И. Ф. Тютчевым.

«Вот письма, только что полученные от папа́, они заставили нас с мама́ покинуть Овстуг через 3 часа после их получения, покажите их Ивану осторожно».

М. Ф. Бирилева — О. Н. Тютчевой. Овстуг. 20 июня 1870. Мураново, ед. хр. 340, л. 6 (на фр.).

Дневник М. Ф. Бирилевой. 1870. С. 59 (запись 20 июня).

Письма Тютчева, полученные в Овстуге 20 июня, не сохранились. О содержании их можно судить по его письму к Е. Ф. Тютчевой от 18 июня 1870 г. (см. эту дату).

Июнь 22. Москва. С. Л. Путята сообщает О. Н. Тютчевой полученное из Петербурга известие о постоянных визитах Тютчева к А. В. Плетневой, «к которой он относится с большой любовью».

С. Л. Путята — О. Н. Тютчевой. Москва. 22 июня 1870. Мураново, ед. хр. 460, л. 120 об. (на фр.).

Июнь 23. Петербург. Э. Ф. Тютчева и М. Ф. Бирилева приезжают из Овстуга.

Дневник М. Ф. Бирилевой. 1870. С. 60 (запись 23 июня).

Июнь 24. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

В тот же день. Петербург. Письмо к М. Н. Похвисневу с ходатайством «выдать ныне коллежскому советнику Миллеру-Красовскому, ввиду теперешней дороговизны и его ограниченного содержания, четыреста рублей».

РГИА, ф. 779, оп. 1, д. 22, л. 29—29 об. // Гладкова 1.

В тот же день. Москва. Н. В. Путята сообщает дочери Ольге:

«Кити мне сказала, что Федор Иванович писал, что он говорил с директором Департамента о службе Вани. Директор его заверил, что назначение Вани членом окружного суда дело решенное, и прибавил, — об нем мы имеем самые лучшие отзывы».

В это время И. Ф. Тютчев служил в Смоленске в палате уголовного и гражданского суда.

Июнь 26. Петербург. Письмо к А. Ф. Аксаковой в Москву.

«Вот что мне на днях сказал о нем доктор: „На этот раз он еще может оправиться и прожить еще лет пять и даже десять, но может также умереть с часу на час“. Всякий раз, как я думаю о милом мальчике, я ощущаю себя во власти какого-то кошмара <...>. Сам он, кажется, не понимает своего положения <...>. Вчера доктор нашел, что ему стало лучше. Его жена не ест и не спит, ухаживая за ним день и ночь с беспредельной преданностью. Неожиданное появление матери и сестры было встречено им с радостью. Бедный мальчик уверял, что он ничуть не страдает. Он вполне естественно принял свою обычную манеру обращения, свой спокойный, непринужденный и веселый тон. Этот контраст с истинным его положением надрывает сердце».

В заключение сообщает, что сам он чувствует себя неплохо, но понимает, что здоровье его нуждается в серьезном лечении.

РГАЛИ, ф. 10, оп. 2, ед. хр. 37, л. 186—187 об. (на фр.).

Июнь 27 — Июль 1. Петербург. М. Ф. Бирилева получает из Овстуга ежедневные телеграммы о тяжелом состоянии ее мужа.

Дневник М. Ф. Бирилевой. 1870. С. 62—63 (записи 27 июня — 1 июля).

Июнь 30. Петербург. «Отправляясь теперь за границу», Тютчев обращается к М. Н. Похвисневу с повторным ходатайством выдать Н. А. Миллер-Красовскому вознаграждение в 400 руб.

Июнь, <конец>. Петербург. После долгих колебаний Тютчев соглашается на уговоры жены и дочери и обещает в ближайшие дни выехать в Карлсбад. В свою очередь Э. Ф. Тютчева и М. Ф. Бирилева стоят перед необходимостью возвратиться в Овстуг, куда их настойчиво призывают известия о тяжелом состоянии Н. А. Бирилева. Опасаясь, что в их отсутствии Тютчев не исполнит своего обещания, они решают сопровождать его до Динабурга с тем, чтобы пересесть там на поезд, следующий до Орла.

«После долгих переговоров и колебаний он решился ехать с нами, и для того, чтобы отправить его в нужном направлении, мы сами поехали по пути на Динабург и Витебск».

Э. Ф. Тютчева — А. Ф. Аксаковой. Овстуг. 8 июля 1870 // Современники о Тютчеве. С. 408 (пер. с фр.).

«... рассчитываем завтра отправиться в Овстуг — не потому — увы — что мы успокоились на счет моего бедного милого мальчика, но потому, что, видя хороший уход за ним и не будучи ничем ему полезными, мы были без дела в этой бане, где Мари теряла оставшиеся силы <...>. Мой муж тоже завтра уезжает вместе с нами, и мы вместе поедем до Динабурга, откуда он продолжит свой путь в Германию, а мы с Мари отправимся на Витебск и Смоленск, чтобы в субботу вечером быть в Овстуге. Мой муж поедет прямо в Карлсбад».

Э. Ф. Тютчева — К. Пфеффелю. Петербург. 1/13 июля 1870. Мураново, ед. хр. 739, л. 98—99 (на фр.).

Динабург (ныне Даугавпилс) — железнодорожный узел на пересечении Петербургско-Варшавской и Рижско-Орловской жел. дорог.

Июль 2—3. Петербург — Динабург — Вильна. 2 июля Тютчев, вместе с женой и дочерью, выезжает из Петербурга. 3 июля утром, по прибытии в Динабург, Э. Ф. Тютчева и М. Ф. Бирилева расстаются с ним и направляются в Овстуг. Тютчев следует далее и в тот же день приезжает в Вильну.

Дневник М. Ф. Бирилевой. 1870. С. 63 (запись 2 июля).

«Мы расстались в Динабурге, и неумолимый бег поезда, доставившего нас туда из Петербурга, увлек папа́ далее по направлению к Вильне, где кончается первый этап его пути. Однако он едва не сошел вместе с нами в Динабурге с тем, чтобы бросить и свою поездку, и свое лечение и возвратиться с первым же поездом в Петербург ко всем неодолимым соблазнам, которыми он его привлекает <...>. Мы наблюдали его отъезд в Вильну, куда он должен прибыть в пятницу в три часа пополудни».

Э. Ф. Тютчева — А. Ф. Аксаковой. Овстуг. 8 июля 1870 // Современники о Тютчеве. С. 408 (пер. с фр.).

Ближайшая к 8 июля пятница приходилась на 3 июля.

Июль 3 или 4. Вильна. «Над русской Вильной стародавной...»

Цитируемые выше строки из письма Э. Ф. Тютчевой (см.: 1870. Июль 2—3), а также сообщение Тютчева о прибытии в Варшаву (см.: 1870. Июль 5) позволяют уточнить время его пребывания в Вильне и, вместе с тем, датировку стихотворения.

Июль 5. Варшава. Утром Тютчев приезжает из Вильны. Узнает, что Франция объявила войну Пруссии. Его радушно принимает наместник Варшавы фельдмаршал Ф. Ф. Берг. Тютчев обедает у него, затем вместе с ним присутствует на балете в Лазенках.

«Приехав сюда, я узнал, что война объявлена <...>. Здесь меня с распростертыми объятиями принял добрейший фельдмаршал, который со мной носился и чествовал меня весь вчерашний день. Я обедал у него, а потом он повез меня в Лазенки смотреть на открытом воздухе балет столь известного театра Лазенковского дворца».

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Варшава. 6 июля 1870 — РГБ. 308.2.6, л. 3—4 об. (на фр.) // СН 22. С. 259—260 (1-ая паг.; на фр.) и 246 (2-ая паг.; пер.).

2/14 июля Франция объявила войну Пруссии. Российские газеты сообщили об этом 4/16 июля.

Июль 6. Варшава. Письмо к Э. Ф. Тютчевой в Овстуг.

Тютчев потрясен известием о начале войны между Францией и Пруссией:

«Можно сказать, что это начало конца света. Воздерживаюсь от рассуждений, ибо ум человеческий теряется и бездействует ввиду подобных событий <...>. Я едва могу писать, в таком я нервном состоянии».

Извещает о своем предстоящем отъезде в Берлин. Предвкушает впечатления, ожидающие его там:

«Я застану Берлин в невыразимом возбуждении — и, благодаря вам, вашим настояниям, я буду очевидцем подобного зрелища...»

Рассказывает о радушном приеме, оказанном ему Ф. Ф. Бергом.

РГБ—4 (на фр.) // СН 22. С. 259—260 (1-ая паг.; на фр.) и 246—247 (2-ая паг.; пер.) (отрывок).

Письмо было получено в Овстуге 9 июля: «Вчера наконец мама́ получила известие от папа́; к нашему изумлению, он пишет из Варшавы; объявление войны заставило его забыть все отвращение к путешествиям, весь ужас, который, как он говорил, ему внушало отдаленное, чуждое и неизвестное. Он спешил в Берлин и строчил столь нервною и дрожащей рукой свои каракули, что их едва, едва можно разобрать» (М. Ф. Бирилева — Д. Ф. Тютчеву. Овстуг. 10 июля 1870. Мураново, ед. хр. 343, л. 34 об. Д. Ф. Тютчев не получил этого письма — оно пришло в Петербург уже после его смерти).

В тот же день. Варшава. Письмо к Е. Ф. Тютчевой в с. Новое Владимирской губ. (не сохранилось).

О содержании этого письма позволяет судить отзыв Е. Ф. Тютчевой о нем (см.: 1870. Июль 18), а также письмо Тютчева жене от 6 июля.

В тот же день. Варшава. Тютчев выезжает в Берлин.

«Я сегодня же уезжаю в Берлин, убедившись, что это самый прямой путь на Карлсбад».

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Варшава. 6 июля 1870 // СН 22. С. 260 (1-ая паг.; на фр.) и 246 (2-ая паг.; пер.).

Тютчев надеется встретиться с дочерью в Карлсбаде, где рассчитывает провести четыре недели. Рассказывает, что при его отъезде из Петербурга сыну Дмитрию стало лучше, «но улучшение это весьма ненадежно».

Июль 7/19. Берлин. Письмо к А. В. Плетневой в Эмс.

Тютчев просит Плетневу сообщить о ее дальнейшем местопребывании. Тревожится по поводу затруднений, которые ей придется испытать в связи с ограничением пассажирского движения на железных дорогах Пруссии.

Июль 8/20 — <9/21 или 10//22>. Берлин — Карлсбад.

Тютчев — Д. Ф. Тютчевой. Берлин. 7/19 июля 1870. РГАЛИ, ф. 505, оп. 1, ед. хр. 73, л. 86 (на фр.).

В. кн. Николай Михайлович. Петербургский Некрополь. СПб., 1913. Т. IV. С. 316.

Сообщает, что только что получил телеграмму от нее с известием о смерти сына Дмитрия. Сокрушается о том, что уехал из Петербурга: «Почему я не прислушался к своей внутренней тревоге. Но видно, было надо, чтобы в последние его минуты рядом с ним были только вы, и это справедливо, потому что только вам, вам одной он был обязан выпавшим ему на этой земле счастьем». Просит передать прилагаемое письмо Э. Ф. Тютчевой (см. ниже).

Тютчев потрясен известием о смерти сына Дмитрия:

«Я только что получил ужасное известие... Нет, никогда я не прощу себе нашего бегства. А ведь надо было подождать только девять дней так, как будто ничего не произошло. У меня не будет ни одного мгновенья, не отравленного ужасающей тоской. И я думаю, что ты тоже нуждаешься в моем присутствии. <...> Ах, бедный, бедный Дима! Последние его слова, ко мне обращенные, были о том, что мы непременно встретимся в Овстуге, куда он приедет повидаться со всеми нами. И хотя происшедшее не было неожиданностью, оно терзает и гнетет меня. Пройдет еще немало дней прежде, чем я осознаю то, что случилось.

Здесь Павел Мельников. Он присутствовал вместе со мною на заупокойной службе. И я осужден слушать эту печальную, столь хорошо знакомую службу, в которой звучит его имя, тогда как естественно было бы обратное <...>. Мне так хочется поскорее увидеть вас — тебя и Мари. Нет, я не могу оставаться здесь. Подобной пытки я не вынесу».

Это письмо Тютчев адресовал в Петербург, куда его жена и дочь приехали 14 июля на похороны Дмитрия (. С. 67), однако к моменту его получения в Петербурге их уже не было — они выехали в Овстуг 17 июля (там же), О. А. Тютчева переслала письмо в Овстуг, куда оно пришло с большим опозданием: «От папа́ мама́ получила наконец письмо от 13 июля, доставленное Ольгой, к которой он его препроводил; это письмо писано под влиянием первого порыва горя, он говорит, что немедленно покидает Карлсбад и едет сюда; от 13-го до 27-го можно успеть доехать до края света, а о нем ни слуху, ни весточки» (М. Ф. Бирилева — И. Ф. Тютчеву. Овстуг. 27 июля 1870. Мураново, ед. хр. 344, л. 149).

«Папа́ написал мне из Варшавы весьма экзотическое письмо. Он смакует возникшее смятение, точно гурман в Остенде — блюдо устриц <...>. В какое возбуждение повергла папа́ эта война! Полагаю, что смерть Димы пройдет почти незамеченной под эти трубные гласы политики».

Мураново, ед. хр. 655, л. 31 об. и 32 (на фр.Современники о Тютчеве. С. 409 (пер.).

Июль 19/31. Карлсбад. Письмо к А. Ф. Аксаковой в Москву.

«Сейчас я, как никогда, нуждаюсь в сочувствии <...> Смерть Димы, несмотря на то, что она не была неожиданной — ее предвидели и ожидали, — так больно меня поразила, что я все еще не могу прийти в себя. И не могу себе простить, что позволил увезти меня из Петербурга за девять дней до его смерти. Это Мари, с ее безумным стремлением скорее вернуться к своему идиоту, настояла на отъезде».

Обращается к проблемам, которые франко-прусская война поставила перед Европой, и в особенности перед Россией, именно на нее Пруссия в первую очередь обрушит всю свою возрастающую мощь. Сожалеет, что И. С. Аксаков «обречен на молчание».

«Никто не сумеет лучше, чем он, объяснить смысл происходящих событий, никто не сможет лучше него показать воочию значение надвигающегося кризиса, никто не сможет точнее выявить подлинную суть бонапартизма — этого воплощения власти абсолютного Зла: ложь и насилие — вот ужасающий гнет, нависший не только над Францией, но и над всей Европой».

Июль, середина (ст. ст.). Карлсбад. Лечение, предпринятое Тютчевым по совету петербургских докторов, привело к резкому обострению подагры. Он консультируется у С. П. Боткина, который рекомендует прекратить начатый курс и предписывает ванны в Вильдбаде или в Тёплице. Тютчев решает ехать в Тёплиц.

«... меня вновь настигли боли в ногах, которые уже несколько дней делают для меня всякое движение невозможным. Да, таков очевидный результат лечения, столь горячо мне рекомендованного. К счастью, здесь оказался Боткин <...>. Но когда он увидел, какое действие производят на меня воды, <...> он велел мне прекратить его, признавшись, что, если бы раньше спросили его совета, он никогда не послал бы меня в Карлсбад <...>. Боткин полагает, что ванны в Тёплице могут быть мне полезны, хотя Вильдбад был бы предпочтительнее».

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Карлсбад. 21 июля/2 августа 1870. РГБ—10 об. (на фр.) // СН 22. С. 259 (1-ая паг.; на фр.) и 149 (2-ая паг.; пер.

Июль 20/Август 1. Карлсбад. Тютчев присутствует на панихиде по Дмитрию. Острый приступ подагры не позволяет ему выходить из дома, поэтому панихида отслужена не в храме, а в номере гостиницы, который занимает Тютчев.

«Вчера, 20-го, в девятый день, я слушал вместе с Павлом Мельниковым заупокойную службу, но не в церкви, а в моей комнате, так как в результате лечения меня вновь настигли невралгические боли в ногах, которые уже несколько дней делают для меня всякое движение невозможным».

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Карлсбад. 21 июля/2 августа 1870. РГБна фр.).

Июль 21/Август 2. Карлсбад. Письмо к Э. Ф. Тютчевой в Овстуг.

Тютчев пишет под впечатлением только что полученного письма жены, написанного 11 июля, за несколько часов до получения ею известия о смерти Дмитрия, и ее же телеграммы от 17 июля с извещением об отъезде из Петербурга после похорон (письмо и телеграмма были получены в один день — 20 июля).

«Когда я думаю об ужасных страданиях, которые выпали на твою долю в те несколько дней, заключенных между этими двумя датами, о горе, которое обрушилось на тебя <...> я упрекаю себя в том, что сдался на твои убеждения и бежал <...>. Каждый раз, когда я думаю о Диме, когда вспоминаю его милое лицо, в чертах которого уже давно проступали признаки разрушения, вспоминаю его взгляд, в котором читалось приближение конца, — сердце мое сжимается и я с болью ощущаю всю несправедливость того, что в могилу раньше меня сошел тот, кто по естественному ходу вещей должен был бы следовать за мной, — и тогда мне начинает казаться, что я нахожусь за чертой реальности».

Рассказывает о панихиде, отслуженной накануне, о резком ухудшении его здоровья, о предписании С. П. Боткина прервать лечение в Карлсбаде. Сообщает о своем решении ехать в Тёплиц.

РГБ. 308.2.6, л. 7—10 об. (на фр.) // СН 22. С. 259 (1-ая паг.; ) и 247 (2-ая паг.; пер.) (отрывок).

Июль 22/Август 3. Карлсбад. Письмо к Д. Ф. Тютчевой в Рагац.

Июль 23/Август 4. Карлсбад. Письмо к К. Пфеффелю.

«Не пишу ничего о происходящем, ибо какой ум способен объять бездну, раскрывшуюся ныне перед Европой? Это еще не конец света, но конец очень многому на свете...»

Июль 26/<Август 7>. Карлсбад. «Я встретил вас — и все былое...»).

Лирика. Т. I. С. 223, 433 (датировано по списку Д. Ф. Тютчевой: «Карлсбад. 26 июля 1870»); ПССП. Т. 2. С. 219, 580—581.

В 1912 г. монограмма «К. Б.», проставленная в заглавии стихотворения при первой публикации («Заря», 1870. № 12), была расшифрована как «Крюденер. Баронессе» (. С. 629). В дальнейшем все последующие комментаторы придерживались этой традиции (хотя факты, ее подтверждающие, не обнаружены). В 1987 г. А. А. Николаев предположил, что адресатом стихотворения является Клотильда Ботмер (в замуж. Мальтиц), с которой Тютчев якобы «мог встретиться между 21 и 26 июля 1870 г. перед поездкой в Тёплиц» (Тютчев 1987. С. 417; «Нева», 1988. № 2. С. 190—196). Однако конкретных данных, подтверждающих это предположение, Николаев не приводит. Сведения о приезде К. Мальтиц

в Карлсбад отсутствуют, сам же Тютчев, страдавший от тяжелого приступа подагры, никуда из Карлсбада выехать не мог (см.: 1870. Июль, середина; Июль 20 и 21/Август 1 и 2).

«Вот уже четыре дня, как я водворился в Тёплице».

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Тёплиц. 30 июля/11 августа 1870 // ПССП. Т. 6. С. 384 () и 386 (пер.).

Путь от Карлсбада до Тёплица занимал всего несколько часов.

Июль 27/<Август 8>. Тёплиц. Письмо к Е. К. Богдановой в Курово (Тверская губ.).

«Здесь тоже масса русских; прежде всего те, которые приехали из Карлсбада, каковы братья Мухановы, Павел Мельников. Затем приезжают Шуваловы; — я подозреваю, что все они явились сюда только для того, чтобы за мною ухаживать, и, должен сознаться, — они исполняют эту задачу с большим усердием».

Сожалеет, что из числа знакомых, окружавших его в Карлсбаде, не может приехать лишь О. В. Барятинская:

«Есть только одна особа в Карлсбаде, которой высшие причины помешали исполнить эту обязанность до конца. Это бедная княгиня Олимпиада Барятинская, задержанная, увы, в Карлсбаде недостатком денег <...>. Полагаю без тщеславия, что ей будет сильно недоставать моего присутствия. Никогда еще не видел я ее столь нежной и привязанной, но, увы, теперь это не более, как стертая пастель».

Письма к Богдановой и Фролову—31 и 48—49 (на фр. и в пер.; с ошибкой в дате). В автографе (ИРЛИ, 15.781 XCVII б. 3) нет соответствия между старым и новым стилем — «27 июля/7 августа».

Тютчев сообщает, что, находясь в Тёплице четыре дня, все еще не приступил к лечению.

«... доктор до сих пор не допускал меня до ванн, найдя, что мой организм чересчур растревожен и перевозбужден десятидневным лечением в Карлсбаде».

Размышляет о том, что ждет Францию в результате войны:

«Судьба Франции поставлена в зависимость от исхода единственного сражения, которое, может быть, разворачивается в настоящий момент. <...> империя Наполеона III <...> готова освободить место Германской империи, — и почти все это сделалось меньше, чем за неделю».

«Я устроился по соседству с Павлом Мельниковым, очень уютно».

Военные действия открылись в Эльзасе и Лотарингии 21 июля/2 августа. Через несколько дней после написания письма Тютчева развернулось сражение при Метце (1/13, 2/14, и 5/17 августа), в котором французские войска потерпели тяжелое поражение.

<Июль, около 30/Август, около 11. Тёплиц>. Письмо к М. Ф. Бирилевой в Овстуг.

Тютчев отвечает на несохранившееся письмо дочери от 20 июля с подробностями смерти Дмитрия и с описанием поездки — ее и матери — из Овстуга в Петербург на похороны:

«Читая твое письмо, я следовал за вами в этом ужасающем путешествии, которое должно было завершиться у гроба. Я видел, как вы входите в эту комнату, где его уже нет... а где был я в ту минуту, когда вы проходили через эту пытку? Вы были там, все трое, и лишь один я отсутствовал <...>. Бедный Дима, я все еще вижу, как он сидит в большой комнате, куда я пришел обнять его в последний раз, я все еще слышу, как он отвечает на мой вопрос по поводу его мечты о поездке в Овстуг: „Непременно приеду в августе. Дай только немного оправиться“ <...>. По десять раз на дню я думаю о той страшной минуте, когда по возвращении я приду на его могилу. А ведь должно было быть наоборот. Я мучусь тем, что он никогда не знал, никогда не понимал, как он был мне дорог, как глубоко симпатично было мне все его существо, — и я сам виноват в этом».

12 июля, получив известие о смерти Дмитрия, Э. Ф. Тютчева с дочерью незамедлительно выехали из Овстуга в Петербург, куда прибыли 14 июля (Дневник М. Ф. Бирилевой. 1870. С. 67). Письмо, на которое отвечает Тютчев, написано 20 июля, уже из Овстуга (там же, с. 69). Тютчев мог получить его около 30 июля/11 августа.

Тютчев размышляет о последствиях, к которым приведет Европу франкопрусская война:

«... дело идет не о чем ином, как о падении, явном и очевидном падении страны, общества, целого мира, каковым является Франция».

Видит в падении Франции угрозу для будущности России: «... соперничество сил, образующих Западную Европу, составляет главнейшее условие этой будущности», тогда как разгром Франции принесет Пруссии главенствующую роль и тем самым разрушит существующее равновесие, что «явится страшным камнем преткновения на открывшемся перед нами пути». Убежден: «Не пройдет и месяца, как все эти вопросы будут решены».

Предвидение Тютчева оправдалось. Менее чем через месяц — 21 августа/2 сентября — в битве при Седане основная масса французской армии была разбита и взята в плен вместе с Наполеоном III и его маршалом Мак-Магоном, а 22 августа/4 сентября в Париже была провозглашена республика и империя Наполеона III перестала существовать.

Август 1/13. Тёплиц. Письмо к Д. Ф. Тютчевой в Рагац.

Тютчев посылает дочери полученные из Петербурга письма с подробностями последних дней жизни сына Дмитрия:

«Они дали мне ясно почувствовать ужасную реальность его смерти... И никогда я не прощу себе, что позволил спровадить и увезти себя из Петербурга всего за девять дней до его кончины <...>. Он умер, вовсе не подозревая, до какой степени был мне дорог, и сам я, быть может, никогда вполне не отдавал себе в этом отчета».

Сожалеет по поводу «ниспровержения бедной Франции», однако считает, что «нравственное превосходство решительно на стороне Германии».

Август 3/15. Тёплиц. Письмо к Е. К. Богдановой в Курово (Тверская губ.).

Тютчев сообщает о благоприятном воздействии лечения тёплицкими ваннами. Размышляет о трагической судьбе Франции:

«Шансы не на стороне Франции и хотя в настоящей борьбе право несомненно

на стороне Германии, — все же невозможно без сердечного содрогания присутствовать при окончательном падении великой и прекрасной Франции...»

Письма к Богдановой и Фролову. С. 32—33 и 49—50 (на фр. и в пер.).

Тютчев пишет, что ванны Тёплица ему помогают. Сообщает свой предполагаемый маршрут на обратном пути в Петербург: Прага — Вена — Варшава — Овстуг — Москва. Разделяет точку зрения К. Пфеффеля на будущее Франции:

«Франция станет второстепенной державой. Ее военные поражения — всего лишь симптом глубокого разложения, охватившего весь ее организм. Я не верю более в ее возрождение, для этого ей недостанет жизненных сил. Ныне все будет совсем не так, как было в 1814—1815 гг. Неприятель, с которым она имеет дело, не пощадит ее, как это сделал когда-то император Александр I, и на этот раз более, чем вероятно, что она лишится Эльзаса и Лотарингии, которые еще в 1815 г. были бы у нее отобраны, если бы не вмешательство России. Подобное изъятие гибельно для столь ослабевшего государства. За дело примутся партии, и двадцать лет, отделяющие нас от столетней годовщины событий 1789 года, будут использованы для того, чтобы завершить разрушение — постепенное, но неизбежное <...>. Полагаю, что мы сделаем все возможное, чтобы помешать расчленению Франции, но одни мы ничего не сможем сделать, а Бисмарк не тот человек, которого могут тронуть красивые фразы наших дипломатов».

РГБ. 308.2.6, л. 13—13 об. () // СН 22. С. 262—263 (1-ая паг.; на фр.) и 248—249 (2-ая паг.; пер.) (отрывок).

РГАЛИ, ф. 505, оп. 1, ед. хр. 85, л. 19—20 об.; на фр.). Ответ Тютчева на него см.: 1870. Август 10/22.

Тютчев не сомневается в том, что Франция, «вопреки жалким усилиям дипломатии — увы, нашей», потеряет в войне с Пруссией Эльзас и Лотарингию, и заключает:

«Как видно, нашему поколению досталось на долю присутствовать при горестном зрелище агонии, более или менее длительной, такой великой страны, как Франция».

Письма к Богдановой и Фролову. С. 33—34 и 50—51 (); датировано по связи содержания с письмом к Э. Ф. Тютчевой от 5/17 августа, а также с событиями, имевшими место в эти дни: 6/18 августа битва при Метце, длившаяся три дня (4/16—6/18 августа), завершилась тяжелейшим поражением французской армии; оно предопределило дальнейший ход войны.

Август 7/19. Тёплиц. Письмо к А. Ф. Аксаковой и Е. Ф. Тютчевой в Москву.

Тютчев отвечает на только что полученные письма обеих дочерей. Сообщает о благоприятных результатах лечения в Тёплице. Рассчитывает повидаться с дочерьми в Москве, перед возвращением в Петербург. Размышляет о последствиях франко-прусской войны:

«... если Франция перестанет быть реальностью, если она теперь не более чем видимость, если весь этот ужас завершится полным триумфом Пруссии, это поставит нас в ситуацию очень опасную. Но это еще не означает окончательный приговор над несчастной Францией, одаренной упорной жизненной силой. И хотя эта несчастная страна до мозга костей поражена гангреной, ее агония может продлиться еще очень долго. Не исключено, что эта война перерастет в войну народов.

Не исключено, конечно, и то, что крах, который не замедлит последовать, повлечет за собой кратковременную передышку, но слишком много возбуждено страстей, слишком много непримиримых интересов столкнулось между собой, чтобы подобная передышка могла быть продолжительной».

РГАЛИ, ф. 10, оп. 2, ед. хр. 37, л. 192—193 об. (на фр.).

Письмо к К. Пфеффелю в Мюнхен (ответ на письмо от 26 июля/7 августа).

Тютчев суммирует в этом письме мысли о дальнейших судьбах Франции, возникшие с начала франко-прусской войны и разбросанные в письмах к жене и дочерям за последний месяц:

«Конечно, я далек от того, чтобы оспаривать очевидное, неотъемлемое, полное право Германии, чтобы не признавать ее величия и несравненной энергии ее деяний. Наконец наступил день, так долго и горячо чаемый германским народом, день великого исторического возмездия и триумфа, похожий на сон. <...> Франция пала так низко, как никогда прежде... Нашествие 1813 и 1814 годов просто идиллия по сравнению с тем, что происходит сегодня. <...> Бедная Франция. Через девятнадцать увы, что в диагноз знаменитой Революции 89-го года вкралась крупная ошибка и то, что принято считать болезнью роста, было ничем иным, как рак...»

Муханов В. А. Дневные записки // РА. 1897. Кн. I. С. 98.

Тютчев сообщает, что покидает Тёплиц. По поводу только что полученного письма К. Пфеффеля пишет:

«Да, я понимаю его печаль, его глубокое разочарование при виде всего происходящего. <...> Франция Наполеона III давно уже перестала быть прежней славной Францией <...>. Нравственное превосходство несомненно на стороне Германии и именно этим обстоятельством объясняется блестящее превосходство ее военных действий. Но все же, несмотря на эти блестящие успехи, я не верю в полное и окончательное ее торжество. Франция может быть побеждена, и, вероятно, так оно и будет, но ее низложение станет болезненной занозой в теле ее победителя».

РГБ. 308.2.6, л. 16—17 об. () // СН 22. С. 263—264 (1-ая паг.; на фр.) и 249—250 (2-ая паг.; пер.) (отрывок).

<12>/24 августа (Гладкова 2. С. 515—517 — на фр. и в пер.). Тютчев отвечал на него 9/21 сентября 1870 г. (см. эту дату).

—15/27. Тёплиц — Прага. 14/26 августа Тютчев выезжает из Тёплица и вечером того же дня прибывает в Прагу; здесь он проводит следующий день.

«Я сегодня покидаю Тёплиц, где более нечего делать с тех пор, как погода переменилась <...>. Сегодня я буду ночевать в Праге и там проведу завтра именины Мари».

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Тёплиц. 14/26 августа 1870. РГБ. 308.2.6, л. 18 () // СН 22. С. 263—264 (1-ая паг.; на фр.) и 249—250 (2-ая паг.; пер.) (отрывок).

— Август 29/Сентябрь 10. Прага — Вена — Краков — Варшава.

«... я посетил Прагу, Вену и Краков. Это вторая половина моего путешествия была мне особенно приятна».

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Тёплиц. 14/26 августа 1870. РГБ. 308.2.6, л. 18 (на фр.) // СН 22на фр.) и 250 (2-ая паг.; пер.).

<Август 21 или 22/Сентябрь 2 или 3>. Вена. Встреча Тютчева с А. П. Плетневым.

«Федор Иванович Тютчев, которого мы встретили в Вене в день Седанской катастрофы, выразил свое мнение о Франции следующими словами: „Tout est perdu, surtout l’honneur!“^2*».

Плетнев А. Воспоминания. Одесса, 1910. Т. II. С. 21.

«Седанская катастрофа» — сокрушительное поражение французской армии при Седане и взятие в плен Наполеона III (21 августа/2 сентября; на следующий день был подписан акт о капитуляции и прусские войска двинулись на Париж).

<Август 21>/Сентябрь 2. Мюнхен. К. Пфеффель сообщает Э. Ф. Тютчевой о впечатлении, которое произвело на него письмо Тютчева от 10/22 августа:

«Ваш муж написал мне из Тёплица вдохновенное письмо по поводу ужасающих, ошеломительных событий, способных изменить лицо мира <...>. Мое самолюбие удовлетворено сознанием того, что суждения мои по поводу этих предвестий грозного будущего совпадают с суждениями ума, столь проницательного и ясного, каким является ум Тютчева».

«Вдохновенное письмо» Тютчева см.: 1870. Август 10/22.

Август 26. Овстуг. Семья Тютчева обеспокоена долгим отсутствием вестей от него. М. Ф. Бирилева объясняет это невнимание:

«О папа́ ни малейшей вести, полагаю, громадность событий задерживает его на Западе, и позорный плен Наполеона и разрушение последней армии Франции перехватило у него дух».

М. Ф. Бирилева — И. Ф. Тютчеву. Овстуг. 26 августа 1870. Мураново, ед. хр. 344, л. 156.

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Варшава. 30 августа 1870 // СН 22. С. 264 (1-ая паг.; на фр.пер.).

Телеграмма не сохранилась. О ее содержании позволяет судить письмо М. Ф. Бирилевой О. Н. Тютчевой от 3 сентября: «Что касается папа́, то сегодня вечером мы получили наконец

телеграмму, которая возвещает нам его приезд в воскресенье...» (Мураново, ед. хр. 339, л. 40; ).

Август 30. Варшава. Письмо к Э. Ф. Тютчевой в Овстуг.

Тютчев сообщает свой маршрут за последние две недели. Предполагает задержаться в Смоленске, чтобы повидаться с сыном Иваном и его семьей. Обращается к событиям последних дней:

«В эту минуту, как всегда в эпоху всемирных событий, великий всеобщий интерес удивительно сближает людей. Это то же чувство, которое испытывают пассажиры корабля, к тому же корабля тонущего... Правда, для нас, русских, это чувство единения уменьшается уверенностью в том, что мы обладаем спасательной лодкой бо́льшего размера, чем тонущий корабль».

РГБ. 308.2.6, л. 18—19 об. (на фр.) // СН 22. С. 264 (1-ая паг.; на фр.—251 (2-ая паг.; пер.) (отрывки).

В тот же день. Варшава. По приглашению Ф. Ф. Берга Тютчев присутствует на празднике в честь тезоименитства императора.

«Я останусь здесь еще на сегодняшний день по случаю именин государя, которые мы будем праздновать в Русском Собрании. Фельдмаршал, председательствующий на этом празднике, очень любезно прислал мне входной билет».

— Э. Ф. Тютчевой. Варшава. 30 августа 1870. РГБ. 308.2.6, л. 19 (на фр.) // СН 22. С. 264 (1-ая паг.; на фр.пер.).

Сентябрь 3. Варшава. Телеграмма И. Ф. Тютчеву в Смоленск:

«Пятого утром приеду, пробуду сутки. Пришли человека, сам не вставай, извести мама́ и сестру».

«Папа́ в восхищении от вашего радушного приема и особенно благодарен Ольге за ее доброе, внимательное обращение, он подробно описал нам вашу квартиру, ваше житье-бытье...»

М. Ф. Бирилева — И. Ф. Тютчеву. Овстуг. 8 сентября 1870. Мураново

Сентябрь 7. Овстуг. Тютчев приезжает из Смоленска.

«Папа́ прибыл сюда вчера совершенно благополучно, несмотря на все ужасные предчувствия мама́, которая приходила в неописанное волнение при мысли о всех опасностях переправы и считала его погибшим человеком, если он отважится на столь опасное предприятие; на станцию послали всех лошадей Овстуга и всех людей экономии с Филиппом во главе. Мама́ отправила все свое теплое платье, что, разумеется, оказалось совершенно лишним».

М. Ф. Бирилева — И. Ф. Тютчеву. Овстуг. 8 сентября 1870. Мураново, ед. хр. 344, л. 158—158 об.

<Сентябрь 8... 11>. Овстуг. Письмо к Е. Ф. Тютчевой в Москву.

Тютчев стремится в Москву, чтобы поделится с московскими друзьями и родственниками наблюдениями, вынесенными из поездки по Европе, потрясенной крушением империи Наполеона III и непредвиденной мощью прусской армии.

«Я только что посетил Прагу и Вену, и мне удалось наблюдать свершение событий, которые послужат введением к тому, что еще предстоит, — ныне же мы присутствуем лишь при самом их начале <...>. Но от рассказа о моих впечатлениях я воздержусь до нашей скорой встречи».

РГАЛИ, ф. 505, оп. 1, ед. хр. 74, л. 91—92 (без даты; ). Датируется по содержанию.

Сентябрь 9/21. Овстуг. Письмо к К. Пфеффелю в Мюнхен (ответ на письмо Пфеффеля, полученное 14/26 августа).

Тютчев размышляет над последствиями недавних событий — разгрома французской армии при Седане и провозглашения республики в Париже; важнейшим результатом этих событий считает «бесповоротное крушение бонапартизма». Но крушение бонапартизма во Франции чревато его возрождением в Пруссии — оно принудит Бисмарка изменить политику и взять Наполеона III под свое покровительство, ибо «ложь и насилие», на которых зиждется бонапартизм, в полной мере присуще политике самого Бисмарка:

«В реальности такого результата не замедлят убедиться, когда наступит время открыто подступиться к вопросу об окончательной организации Германии <...>. Но поскольку Пруссия такова, какова она есть, ей решительно невозможно слиться с Германией...»

Гладкова 2. С. 517—520, с датой: «Овстуг. 13/25 сентября 1870 г.»

Тютчев имеет в виду, что прочное объединение Германии может быть достигнуто лишь на добровольных началах, но никак не посредством «железа и крови», к чему призывал Бисмарк. Вскоре эта мысль нашла свое поэтическое воплощение в стихотворении «Два единства» (см.: 1870. Сентябрь, конец).

Дневник М. Ф. Бирилевой. 1870. С. 88 (запись 12 сентября).

Сентябрь 14. Москва. «Доехал исправно, усталый и целый...».

Это шутливое сообщение о благоприятном прибытии в Москву — намек на чрезвычайную тревогу, которую испытывала Э. Ф. Тютчева, ожидая приезда мужа в Овстуг: из-за ненастной погоды и разлившейся реки путь из Рославля в Овстуг казался ей полным опасностей (см.: 1870. Сентябрь 7).

Тютчев занят определением младшего сына Феди в Катковский лицей.

«Папа́ <...> хочет поместить здесь у Каткова своего маленького Федю и просил Кити и меня следить за его учебой, отчего мы, разумеется, не можем отказаться».

А. Ф. Аксакова — Д. Ф. Тютчевой. Москва. 22 сентября 1870. РГАЛИ, ф. 505, оп. 1, ед. хр. 165, л. 109 ().

«Он определяет своего маленького Федю в Катковский лицей, и Анна взяла на себя обязанность наблюдать за ним. Она так добра и вкладывает столько души во все, что она делает».

Е. Ф. Тютчева — Д. Ф. Тютчевой. Москва. 23 сентября 1870. Мураново, ед. хр. 698, л. 68 об. ().

Сентябрь 17. Москва. Тютчев присутствует на званом обеде у М. Н. Каткова.

«Я обедал у Каткова 17-го, в день святой Софии, так как жена его именинница. Нас было человек тридцать».

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Москва. 20 сентября 1870. РГБна фр.) // СН 22. С. 260 (1-ая паг.; на фр.) и 251 (2-ая паг.; пер.).

Тютчев восхищен статьей епископа Ф. Дюпанлу:

«Вчера в „Journal de S. -Pétersbourg“ было прекрасное письмо монсеньора Дюпанлу, епископа Орлеанского, который, в противоположность нездоровому пафосу Виктора Гюго и тому подобных, указывает, в каком настроении умов Франция могла бы найти спасение, если вообще эта несчастная страна может быть спасена».

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Москва. 20 сентября 1870. РГБ. 308.2.6, л. 21 об. () // СН 22. С. 260 (1-ая паг.; на фр.) и 251 (2-ая паг.; пер.).

18 сентября в «Journal de St-Pétersbourg» были перепечатаны из французской газеты «L’Union de l’Ouest» отрывки из «письма» Дюпанлу к некоему «политическому деятелю» (подразумевался король Пруссии Вильгельм I). Основная мысль этого «письма»: справедливость рано или поздно восторжествует над насилием, а потому для Франции не все потеряно; однако для достижения этой цели ей потребуется напряжение всех духовных сил нации, только оно приведет ее к нравственной победе и возрождению.

Тютчев сообщает, что завтра покидает Москву. Очень доволен своим пребыванием здесь. Рассказывает об обеде у М. Н. Каткова. Сообщает о настроениях в Москве:

«Здесь, как и во всей России, надо сказать, очень враждебно настроены против Германии, и это ясно выражается в печати, что, как говорят, очень раздражает его величество, которого очень коробит разлад между его личными чувствами и чувствами его верноподданных».

РГБ—21 об. (на фр.) // СН 22. С. 260 (1-ая паг.; на фр.) и 251 (2-ая паг.; пер.).

Е. Ф. Тютчева — Д. Ф. Тютчевой. Москва. 23 сентября 1870. Мурановона фр.).

Сентябрь 23. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Сентябрь 24. Петербург. Тютчев навещает внучку Ольгу (дочь его сына Дмитрия).

«Прежде всего расскажу о бедной крошке, повидать которую я отправился на следующий день по возвращении. Я застал ее одну, с нянькой, и, по правде сказать, меня это не огорчило. Нечего говорить тебе о том, что почувствовал я при виде этого ребенка».

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Петербург. 27 сентября 1870. РГБ—26 об. (на фр.).

Сентябрь <24>. Петербург (Острова). Тютчев присутствует на званом обеде у вел. кн. Елены Павловны.

«В тот самый день, когда я намеревался ехать в Царское Село — <...> получил я приглашение на обед к вел. кн. Елене Павловне, которая все еще пребывает на Островах. На этом обеде присутствовал военный министр, и ты угадаешь, о чем шла речь. Я узнал множество подробностей пребывания Тьера в Петербурге, и каждый, кто передавал их мне, считал своим долгом прибавить, что в то время меня очень недоставало в Петербурге. Казалось, будто все сговорились».

— Э. Ф. Тютчевой. Петербург. 27 сентября 1870. РГБ. 308.2.6, л. 23—26 об. (на фр.).

15 сентября в Петербург прибыл А. Тьер, уполномоченный французского Правительства национальной обороны (образовано после пленения Наполеона III в битве при Седане). Визит его носил неофициальный характер, однако имел целью добиться поддержки России в войне с Пруссией. 16 сентября Тьера принял А. М. Горчаков, 17 сентября — Александр II (в обоих случаях неофициально). 23 сентября Тьер уехал, не добившись желаемого результата (. 1870. 16, 18, 19, 23 сентября, № 255, 257, 258, 263).

Сентябрь 25 и 26. Царское Село. В первый день Тютчев посещает Е. Э. Трубецкую, затем А. М. Горчакова, с которым имеет длительную беседу.

«Только третьего дня удалось мне осуществить задуманную поездку в Царское. Естественно, что я начал с обеда у Лизочки, дабы ответить на ее многочисленные приглашения, скопившиеся за время моего отсутствия. В тот же вечер я отправился к канцлеру, которого Жомини предупредил о моем посещении. Он был по обыкновению чрезвычайно приветлив. Я рад был убедиться в том, что о существующем положении вещей он судит очень правильно и трезво. Он ничуть не заблуждается в отношении Бисмарка, отнюдь не склонен слепо следовать за ним и заверил меня, что то же может сказать и о . Дай Бог, чтобы эта уверенность не была следствием его обычного оптимизма».

Следующий день Тютчев посвятил обычным визитам — побывал у А. С. Альбединской, А. А. Мойры и др.

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Петербург. 27 сентября 1870. РГБ. 308.2.6, л. 24—24 об. () // СН 22. С. 266 (1-ая паг.; на фр.) и 253 (2-ая паг.; пер.).

Под «другими» Тютчев подразумевает Александра II и его ближайшее окружение.

Тютчев жалуется, что в течение недели со дня возвращения «был осажден» многочисленными приглашениями: «меня теребят со всех сторон. Вследствие этого я веду жизнь, совершенно противуположную той, которую требует мое здоровье». Рассказывает о своем посещении внучки Ольги, о званом обеде у вел. кн. Елены Павловны, о поездке в Царское Село и своих визитах там — к Е. Э. Трубецкой, А. М. Горчакову и др. Передает услышанные на обеде у вел. кн. Елены Павловны подробности визита Тьера в Петербург.

РГБ. 308.2.6, л. 23—26 (на фр.) // СН 22—266 (1-ая паг.; на фр.) и 252—253 (2-ая паг.; пер.) (отрывок).

Сентябрь, конец (после 24). Петербург. Тютчев принимает в КЦИ

«Ему предшествовали разные страшные легенды. Мне же он понравился, это умный и очень предупредительный человек. Он посетил мой Комитет, где я принял его во главе всех чиновников в парадных мундирах. Все прошло очень гладко, с соблюдением чисто китайской вежливости».

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Петербург. 2 октября 1870. РГБ. 308.2.6, л. 32—32 об. (на фр.) // СН 22—269 (1-ая паг.; на фр.) и 255 (2-ая паг.; пер.).

24 сентября 1870 г. Шидловский был назначен «на место Похвиснева, сменяемого за либерализм» (Дневник Никитенко—183).

Сентябрь, конец. Петербург. Два единства («Из переполненной Господним гневом чаши...»).

Лирика. Т. II. С. 223, 405 (датировано концом сентября 1870 г.: 1 октября состоялось публичное чтение этих стихов). ПССП—585.

Тютчев цитирует в этом стихотворении знаменитую речь (30 сентября 1862 г.), в которой Бисмарк заявил принцип своей политики: «Не речами и не постановлениями большинства решают великие вопросы времени, а железом и кровью». В противовес этому принципу Тютчев призывает славянский мир к единению на основе нравственного, духовного начала, исключающего завоевание и насилие (подробнее см.: Аксаков 1886, с. 230—231).

<Сентябрь, конец. Петербург>. «Заря» (№ 9). Здесь (отд. «Критика») опубликована рецензия Н. Н. Страхова на «Сочинения Я. П. Полонского (т. I—III. СПб., 1869)» и на поэму Н. А. Некрасова «Мороз, Красный нос» (СПб., 1870). Защищая лирическую поэзию от нападок М. Е. Салтыкова-Щедрина, Страхов писал (с. 128—129):

«... как ни старались журналы, руководимые г. Некрасовым, отбить у читателей охоту ко всякой поэзии, кроме той, которою занимается г. Некрасов, они очевидно в этом не успели. Например, успех Тютчева, поэта очень глубокомысленного, очень высокого по строю своей лиры, ясно показывает, что у нас есть еще значительная публика для самых высоких родов поэзии».

Октябрь 1. Петербург. Тютчев присутствует в Александро-Невской лавре на церемонии присоединения к православию тринадцати чехов-католиков:

«Вчера я присутствовал в Невской лавре на церемонии, которая заинтересовала бы Мари и взволновала ее. Это — отречение тринадцати чехов. Оно заставляет задуматься о множестве вещей и подсказывает, что́ именно связует их воедино. Ведь есть глубокий смысл в том, что латинское слово происходит от глагола religare — связывать».

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Петербург. 2 октября 1870. РГБна фр.) // СН 22. С. 268 (1-ая паг.; на фр.) и 255 (2-ая паг.; пер.— с ошибкой в дате («20 октября») и неточностью во фр. тексте и в переводе.

По окончании церемонии в гостинице «Демут» состоялся торжественный обед, во время которого было прочитано стихотворение Тютчева «Два единства» и провозглашен тост в честь его автора, «отсутствующего на празднике по болезни»:

«Громкими взрывами рукоплесканий сопровождалось чтение этого восьмистишия, повторенного по желанию всего общества, и тост, предложенный за маститого поэта принят был с единодушным восторгом».

Сам Тютчев от участия в обеде уклонился, ссылаясь на нездоровье. Причину этого он объяснил в письме к жене от 9 октября:

«... в тот день я обедал в городе, дабы избежать скучной необходимости слушать смешное и бесполезное пережевывание общих мест, которые опротивели мне тем более, что я сам способствовал их возникновению. Так людям ничего не стоит отвратить меня от собственных моих воззрений. Потому-то я ценю тех очень немногих, кто не вызывает во мне подобных ощущений; таков, например, Самарин».

РГБ. 308.2.6, л. 27 об. (на фр.) // СН 22. С. 267 (1-ая паг.; на фр.пер.) — с неточностью в тексте и в переводе.

Октябрь 2. Петербург. Письмо к Э. Ф. Тютчевой в Овстуг.

Тютчев рассказывает о вчерашней церемонии присоединения тринадцати чехов-католиков к православию. С тревогой сообщает:

«Становится все более и более очевидно, что существует соглашение между Пруссией и бонапартистами, которые готовы заключить союз с самим дьяволом, лишь бы снова захватить власть. Вполне вероятно, что подобный замысел осуществится, однако совершенно невероятно, что рано или поздно это отвратительное предприятие не обрушилось бы на головы тех, кто его задумал».

РГБ. 308.2.6, л. 31—32 об. (на фр.) // СН 22. С. 268 (1-ая паг.; на фр.пер.) — с ошибкой в дате («20 октября») и неточностями во фр. тексте и в переводе.

Октябрь 4. Петербург. Тютчев встречается с А. А. Киреевым. В беседе с ним характеризует жестокость действий прусской армии:

«Видел Тютчева. „Ce sont des Huns qui ont fait leurs classes“^3* — говорит он про пруссаков».

Киреев А. А. Дневник (запись 4 октября 1870) // Современники о Тютчеве. С. 410.

В тот же день. Петербург. В газете «Голос» (№ 274) в контексте сообщения об обеде в честь присоединения к православию тринадцати чехов, впервые опубликовано стихотворение «Два единства».

Октябрь <6>/18. Мюнхен. К. Пфеффель отвечает И. Шницлеру на сообщение о разорении, постигшем его в результате бомбардировки Страсбурга. Обещает просить Тютчева о содействии в предоставлении Шницлеру вспомоществования от русского правительства:

«Как далеко простираются возможности Тютчева? Мне это неизвестно. Но как бы то ни было, я знаю, что он охотно употребит их на пользу вам и в интересах дела, которому в полной мере служит и сам, ибо он и Россия — одно целое, и он не помышляет ни о чем другом, кроме как о величии, процветании и совершенствовании, нравственном и материальном, своей страны».

Эльзасский историк И. Шницлер с 1856 г. работал над монументальным исследованием — «Империя царей с точки зрения современной науки» (Schnitzler J. -H. L’Empire des tsars au point actuel de la science. V. I—V. Paris—Strasbourg. 1859—1866). С 1857 г. русское правительство субсидировало этот труд. Разорение, которое принесла Шницлеру франко-прусская война, сделало продолжение работы над «Империей царей» невозможным. Единственным шансом на завершение этого труда была попытка получить дополнительную субсидию от русского правительства. Об участии Тютчева в представлении этой субсидии см.: 1870. Октябрь 15/27; Ноябрь 11/26; Декабрь 14/28.

Октябрь 7 и 8. Петербург. 7 октября Тютчев обедает у А. Д. Блудовой, 8 октября он вместе с Ю. Ф. Самариным обедает у супругов Оболенских.

«Здесь сейчас находится Самарин, вчера я обедал с ним у Оболенских. Накануне я обедал у милейшей Антуанетты Блудовой, только что возвратившейся в город».

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Петербург. 9 октября 1870. РГБ. 308.2.6, л. 27 об.—28 (на фр.) // СН 22. С. 267 (1-ая паг.; ) и 253 (2-ая паг.; пер.).

Октябрь 8. Петербург. Письмо к Е. Ф. Тютчевой в Москву.

Тютчев иронизирует по поводу неспособности высших кругов правильно оценить события франко-прусской войны и, тем более, предвидеть их последствия:

«Здесь, кажется, пресыщены событиями и не слишком заняты тем, что может за ними последовать. Полагают лишь, что антракт несколько затянулся, к тому же отнюдь не представляют себе, при каком именно акте пьесы присутствуют. Что же до меня, то я убежден: то, что публика до сих пор принимала за главную пьесу, — всего лишь пролог. Здесь неизменно полны самых лучших чувств и стремления примирить весь мир, как учит нас Слово Божие».

РГАЛИ, ф. 505, оп. 1, ед. хр. 74, л. 93—94 об. (на фр.).

«Антракт» — пауза в военных действиях Пруссии, наступившая после того как ее войска приступили к осаде Парижа (6/18 сентября).

Тютчев настаивает на возвращении жены и дочери Мари в Петербург. Объясняет, почему он не захотел присутствовать на «славянском обеде» 1 октября. Сообщает последние новости:

«... ходят слухи о замирении, которое возможно благодаря дружественному вмешательству императора России, — обе стороны готовы предложить ему роль арбитра. <...>. Достоверно одно: здесь стремятся во что бы то ни стало предотвратить ужасную крайность — бомбардировку Парижа... с которой так храбро примиряется В. Гюго, представляя себе, как весело (так и сказано) принимает Собор Парижской Богоматери направленные на него прусские ядра».

Намерен «нынешним утром» повидать внучку Ольгу. Со страхом думает о предстоящем ему посещении могилы сына Дмитрия:

«Я десять раз порывался туда, но каждый раз мужество меня покидало. Я не могу находиться в одиночестве возле этой немой могилы. Я дождусь тебя».

РГБ—28 об. (на фр.) // СН 22. С. 267 (1-ая паг.; на фр.) и 253 (2-ая паг.; пер.).

«Уже давно пребывание в Овстуге перестало быть для нас радостью, теперь это всего лишь необходимость. Однако благоразумие заставляет нас остаться здесь еще на месяц. Между тем, жизнь уходит, а наши годы — мои и папа́ — как знать, достанет ли нам ее на столь бесконечные разлуки?»

Октябрь 13. Петербург. Письмо к А. Ф. Аксаковой в Москву.

Тютчев благодарит дочь, взявшую на себя надзор за воспитанием его десятилетнего сына Феди, помещенного в Катковский лицей в Москве. Посылает деньги

на его содержание в лицее. С раздражением говорит о политике России по отношению к Франции и Пруссии.

«Бесполезно было бы строить какие-либо предположения о дальнейшем, когда подобная скудость ума сталкивается со столь грандиозными событиями».

С сарказмом говорит о А. М. Горчакове, о его способности «закрывать глаза на истинную бесплодность своих мнимых усилий», — «он на все смотрит сквозь розовые очки».

После почти двухнедельного пребывания в Петербурге Ю. Ф. Самарин уезжает в Москву.

Письма к московским публицистам—362 (на фр. и в пер.).

В начале октября 1870 г. Федя Тютчев был взят из-под опеки А. Д. Денисьевой и помещен в лицей М. Н. Каткова в Москве.

«Скудость ума» — неспособность правящих кругов, и в первую очередь Александра II, расстаться со своими симпатиями к Пруссии и понять, какую угрозу ее все возрастающая мощь представляет для России.

Октябрь <13 или 14>. Петербург. <7>/19 октября с просьбой оказать содействие И. Шницлеру в его хлопотах о получении субсидии от русского правительства (приложено письмо Шницлера к Пфеффелю, с описанием его бедственного положения, в котором оказался Шницлер в результате бомбардировки Страсбурга). Немедленно передает письмо Шницлера товарищу министра народного просвещения И. Д. Делянову.

«Я не отправлю тебе письмо нашего славного Шницлера, ибо пока оно находится у Делянова, а затем я намерен передать его князю Горчакову. Надеюсь, что из всего этого выйдет какая-нибудь польза для пострадавшего».

Тютчев — Э. Ф. Тютчевой. Петербург. 15 октября 1870 // Лэйн 2. С. 493 ().

Упомянутое письмо Пфеффеля см.: Гладкова 2. С. 523—524 (на фр. и в пер.).

Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Тютчев посылает жене письмо К. Пфеффеля о трагедии, постигшей И. Шницлера в результате бомбардировки Страсбурга. Сообщает о мерах, принятых им для оказания содействия Шницлеру в получении вспомоществования от русского правительства. Трагедия, которую принесла Шницлеру франко-прусская война, подводит Тютчева к обобщению:

«Именно в личных трагедиях, из коих каждая помножена на тысячу, особенно ясно отражается размах катастрофы; здесь мы, если можно так выразиться, воочию видим абсурдность и нравственную невозможность войны подобного рода в пору расцвета цивилизации. Это — как бы публичный опыт людоедства. Сама методичность, которую цивилизация сообщает всем этим избиениям и грабежам, делает их еще более отвратительными. Довольно прочесть хотя бы одно письмо вроде того, что написал бедный Шницлер, человек науки, умеренный и спокойный, к тому же немец по происхождению и воспитанию, чтобы представить себе, сколько ненависти скопилось в сердцах французов. Ее хватит на целые столетия».

Сообщает слухи «о попытках к примирению» воюющих сторон, инициатива которых исходит от Англии.

РГБ. 308.2.6, л. 29—30 об. () // СН 22. С. 267—268 (1-ая паг.; на фр.) и 254 (2-ая паг.; пер.) (отрывок).

Тютчев благодарит дочь за ее участие в судьбе сына Феди:

«Да благословит ныне Господь все, что сделано, и я, покидая этот мир, буду ощущать одним уколом совести меньше».

Убежден, что М. Р. Шидловский «совсем не таков, как о нем говорили, он даже очень расположен к русской печати»; надеется, что он «будет склонен способствовать восстановлению „Москвы“».

«Вероятно, никогда возобновление „Москвы“ не было так своевременно, как сейчас, принимая во внимание то, что начинается, а также то, что идет к концу».

Письма к московским публицистам. С. 362—364 (на фр. и в пер.); то же: ПССП—393 (на фр. и в другом пер.).

«То, что идет к концу» — падение империи Наполеона III в результате франко-прусской войны. «То, что начинается» — с одной стороны, открывшаяся перед Россией возможность отказаться от выполнения условий Парижского мира 1856 года, с другой, потенциальная угроза для России, которую несла в себе нарастающая мощь Пруссии.

<Октябрь, середина>. Москва. С. Л. Путята пишет И. Ф. Тютчеву:

«А. Ф. Аксакова очень много мне говорила об обязанности, возложенной на нее Федором Ивановичем заняться воспитанием или надзором над его сыном, 10-летним мальчиком, помещенным в лицей Каткова. Она говорит, что этот мальчик, пресмышленый и прежалкий, очень грустит <...>. Федору Ивановичу хотелось главное — разлучить мальчика с семейством его матери; семейство, говорят, прескверное <...>. У Анны Федоровны хранится также маленький капиталец, обеспечивающий его будущность. Ф. И. очень озабочен этим мальчиком, и совесть очень его мучает. Он говорит: „Si ce garson reussit à bien tourner, je paraîtrai devant Dieu, le cœur moins chargé...“^4*»

Датируется по содержанию (ср.: 1870. Октябрь 13).

Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Дневник М. Ф. Бирилевой. 1870. С. 102 (запись 23 октября).

Тютчев считает, что заключение мира, которое готовится, не спасет Францию. Размышляет о причинах, которые ведут ее к гибели:

«Связь, удерживающая, соединяющая ту совокупность, то нечто, чем является для всякого исторического общества религия в первородном смысле латинского слова, не существует более во Франции, и уже давно. Достославная революция 1789 года убила ее. Это она разделила древнюю Францию, Францию историческую, на два народа, противостоящих друг другу и воюющих между собой; один из них — сельский люд — мечтает только о власти, которая защитит его интересы, будь это хоть Наполеон III, хоть сам черт, а другой — революционная Франция — чает одного — избавиться от Бога и закона, от Него исходящего, чтобы

Суждение Тютчева об «этимологическом смысле» слова «religio» («религия») см.: 1870. Октябрь 1.

Тютчев благодарит Аксаковых за заботы о его сыне Феде. Надеется, что между ними возникнут добрые отношения:

«Я испытываю огромную радость при мысли, что несчастный ребенок избавился наконец от калечившей его среды, которая неизбежно должна была исказить его счастливый характер. Надеюсь, что он туда более не возвратится, даже ненадолго <...> Я убежден, что ребенок не замедлит привязаться к тебе. Насколько я его знаю, он слишком много унаследовал от меня, чтобы не оценить твой ум, твой образ жизни и не предпочесть тебя другим».

Считает, что наступило время для возрождения «Москвы», хотя бы под другим названием.

В тот же день. Петербург. «Веленью высшему покорны...»

Лирика—406 (датировано по списку К. П. Победоносцева). То же: ПССП. Т. 2. С. 222, 585—586. Публикация по автографу — Сажин В. Н. Новонайденный автограф Ф. И. Тютчева // Коллекции. Книги. Автографы: Сб. научных трудов. Вып. 1. Л., 1989. С. 31—34.

КЦИ: долг цензора — способствовать развитию мысли, а не препятствовать ему.

Октябрь 28. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Октябрь. Петербург. Тютчев хлопочет о продвижении сына Ивана по службе. Жена и дочь недовольны его пассивностью.

«... мы с мама́ приступили к папа́, вследствие чего он опять отправился к Адамову, который ему подтвердил, что ты назначен товарищем прокурора <Смоленского окружного суда>. <...> эта должность каторжная <...>. Папа́ постоянно настаивает на том, чтобы ты приехал, но признаюсь, я не вижу в этом большой пользы, да и он говорит это, чтобы умыть руки от всяких ходатайств».

М. Ф. Бирилева — И. Ф. Тютчеву. Петербург. 29 октября 1870. , ед. хр. 344, л. 169—169 об., 170 об.

Октябрь. Петербург. Вышел в свет журнал «Заря» (№ 10). Здесь (с. 3) напечатано (повторно) стихотворение «Два единства».

Ноябрь 3. Петербург. «Да, вы сдержали ваше слово...». Первая редакция (четыре строфы).

ГАРФ, ф. 828, оп. 1, ед. хр. 163, л. 15—15 об. В Лирике эта редакция учтена только в разделе «Другие редакции и варианты»; датирована ноябрем 1870 г. (т. II, с. 315 и 407).

«Правительственный вестник» была обнародована декларация от 19/31 октября, в которой Россия заявляла о своем отказе выполнять пункт 14 Парижского мирного

договора (1856), лишавший ее права иметь свой флот на Черном море. Стихотворение Тютчева — отклик на этот решительный шаг русской дипломатии.

Ноябрь 3. Петербург. Письмо к А. М. Горчакову в Царское Село.

Тютчев поздравляет Горчакова со «смелым ударом» — декларацией, опубликованной в этот день:

«Князь, я не хочу последним присоединить свой голос к великому голосу страны, которая приветствует вас в эту минуту. <...> Здесь, как вы можете себе представить, все ликуют».

К письму была приложена первая редакция стихотворения «Да, вы сдержали ваше слово...» (см.: 1870. Ноябрь <3 или 4>).

Ноябрь <3 или 4>. Петербург. «Да, вы сдержали ваше слово...»). Маркевич, принадлежавший к числу лиц, «более здраво и дальнозорко глядящих на последствия этого нешуточного шага», со сдержанной иронией относится к позиции Тютчева:

«... не только в массе публики en bloc^5*, но и в лицах, принадлежащих к гораздо высшему умственному уровню, оказывается, как передают мне, величайший восторг по этому поводу. К числу последних, принадлежит, между прочим, и Тютчев, отправивший вчера в Царское село к Горчакову целый дифирамб в восхваление государя и его великого канцлера. Он совершенно искренен в увлечении своей mentis poetique^6*, как всегда, и говорит, что „государь оказался мудрее всей русской прессы вместе взятой“».

Рассчитывая, что Маркевич сообщит его мнение М. Н. Каткову, Тютчев говорит ему о своих опасениях по поводу того, что «Московские ведомости» могут неблагоприятно оценить декларацию. По его мнению, такая позиция нанесет серьезный урон авторитету Каткова и его газете, а потому Катков «должен вооружиться змеиною мудростью, дабы попасть в надлежащий тон» и не оскорбить «чрезмерно натянутой в настоящую минуту струны национальной гордости».

— М. Н. Каткову. Петербург. 4 ноября 1870 // Современники о Тютчеве. С. 411.

Общественное мнение неоднозначно восприняло декларацию. Одни видели в ней акт восстановления попранной чести России, другие встретили ее настороженно, опасаясь, что эта акция может повлечь тяжелые последствия, вплоть до войны, к которой Россия не подготовлена. Отношение Тютчева к декларации было далеко не так однозначно, как представлял себе Маркевич (см. об этом: 1870. Ноябрь 7).

В тот же день. Царское Село. Тютчев посещает А. М. Горчакова. Беседа о декларации, опубликованной 3 ноября. Горчаков высказывает беспокойство по поводу возможности неблагоприятной оценки этой акции со стороны газеты М. Н. Каткова, авторитет которой может неблагоприятно повлиять на общественное мнение.

«Тютчев виделся вчера с канцлером <...>. Горчаков выражал Тютчеву надежду, что вы, при вашем глубоком такте и несмотря ни на какие ваши опасения <...>

не захотите в такую важную минуту оскорбить разом чувства и государя и общества, так очевидно сочувствующего ему за содеянное дело».

Б. М. Маркевич — М. Н. Каткову. Петербург. 5 ноября 1870 // Современники о Тютчеве. С. 412.

Тютчев отвечает на сообщение дочери, что его сын Федя тоскует в непривычной для него обстановке. Соглашается с ней, что его надо на некоторое время отпустить обратно к А. Д. Денисьевой:

«Я думаю, что несколько дней, проведенные в этой среде, сверх меры идеализированной в силу разлуки, приведут его путем сравнения к более верному суждению о его новом положении и помогут ему понять преимущества этого положения».

Всесторонне рассматривает значение отказа России выполнять важнейшее условие Парижского мирного договора 1856 г. Он ценит «безусловно благородное чувство», которым руководствовался император, решаясь на этот шаг, — «он всегда рассматривал отмену договора 1856 г. как долг чести перед Россией». Вместе с тем, Тютчев считает, что шаг этот не был продуман, а потому чреват тяжелыми последствиями:

«... имелось ли полное и всестороннее сознание своего поступка? Имелось ли достаточное понимание всей важности принятого решения? Увы! Думаю, что нет <...>. Боюсь, что это лишь повторение, повторение 1854 года, когда здесь думали, что могут по своему усмотрению и на свой рост перекроить вопрос, который, как в то время, так и теперь поднимали сами, потому что не понимали его».

Тем не менее Тютчев убежден, что общественное мнение обязано поддержать эту дипломатическую акцию:

«Что касается нас, что касается каждого любящего свою родину, наш долг очевиден. В инициативе правительства мы должны ценить лишь то национальное и поистине великодушное чувство, которое в ней действительно есть, и решительно отвергнуть все оговорки, сомнения и колебания».

РГАЛИ—203 об. (на фр.) // ЛН 19—21. М., 1935. С. 241 (в сокращении; пер. с фр.).

Отвечая на несохранившееся письмо Тютчева от 5 или 6 ноября, И. С. Аксаков характеризует реакцию московского общества на декларацию, опубликованную 3 ноября. Это письмо Аксакова также не сохранилось. О содержании его позволяет судить свидетельство А. Ф. Аксаковой:

«Мой муж отвечал отцу, что Москва относится к поднятому громадному вопросу далеко не с равнодушием или отрицанием, но с недоумением и со страхом, что Москва спрашивает себя, понимает ли правительство всю важность сделанного им шага, что Москва вспоминает о том легкомыслии и о той опрометчивости, с которыми приступали в 54 году к разрешению восточного вопроса, вспоминая об ужасных последствиях для России этого необдуманного образа действий, и Москва недоумевает, не ожидает ли ее и теперь что-то подобное».

Дневник А. Ф. Аксаковой. 1870. С. 503 (запись 10 ноября).

ГАРФ, ф. 109, оп. 1, ед. хр. 1746; сообщено А. Л. Осповатом).

В тот же день. Петербург. М. Ф. Бирилева сообщает И. С. Аксакову мысль Тютчева о необходимости организовать общественное мнение в поддержку отказа России выполнять условие Парижского договора 1856 г. Действенным средством

он считает повсеместные обращения дворянских представителей с благодарственными адресами на имя императора.

«... для установления и осмысления, так сказать, общественного мнения, необходимы, по взгляду папа́, адресы <...> нужно объявление всей России, что она сочувственно и единодушно относится к почину государя, но что будет пуще прежнего унижена и оскорблена, если теперь, ступив вперед, остановится на полдороге».

Ноябрь 10. Петербург. М. Ф. Бирилева фиксирует обоюдный взгляд И. С. Аксакова и Тютчева на роль каждого из них в формировании общественного мнения Петербурга и Москвы.

«... привет Ивану Сергеевичу, полагаю, что он прав, и что папа́ действительно единственный, кто здесь правильно понимает положение вещей, но мне кажется, судя по слухам, которые до нас доходят, что муж твой играет ту же роль в Москве. Папа́ считает, что в этом городе он воплощает благородные стремления покойной „Москвы“».

— А. Ф. Аксаковой. Петербург. 10 ноября 1870 // Современники о Тютчеве. С. 413 (пер. с фр.).

«Я обедал вчера у княгини Трубецкой с Тютчевым и Жеребцовым; они чуть не подрались за столом в горячем споре по поводу жгучего вопроса, который в настоящую минуту у всех на сердце и на языке. Жеребцов самым беспощадным образом порицал содеянное и передавал между прочим разговор свой с кн. Горчаковым, которому он, если ему верить, так же откровенно выражал свое порицание».

Б. М. Маркевич — М. Н. Каткову. Петербург. 11 ноября 1870 // Современники о Тютчеве. С. 413.

Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Пишет о реакции в Петербурге и в мире на ноту А. М. Горчакова, опубликованную 3 ноября:

«Я получил вчера письмо Аксакова и собираюсь ответить на него. А пока я постараюсь его распространить. Это будет как бы первое послание от его покойной газеты. Мне нет нужды говорить, что я полностью согласен со всеми его оценками.

Положение остается прежним. Его пока не могут прояснить и противоречивые новости из Англии. В частных письмах, получаемых Бьюкененом в которой предлагалась лишь видимость требований. Но безрезультатно, и, так сказать, компрометирующая нота была отправлена. Говорят, будто известна реакция Соединенных Штатов, которые заявили, что в случае войны они не останутся в стороне, и я думаю, это вполне вероятно.

Здесь неблагодарность преобладает над патриотическим одушевлением, и все предпочитают видеть в решении правительства безрассудный поступок, а поистине величественная и национальная сторона его, так верно отмеченная твоим мужем в его письме, почти никого не волнует...»

РГАЛИ, ф. 10, оп. 2, ед. хр. 37, л. 204—205 об. (на фр.).

О первой просьбе Пфеффеля см.: 1870. Октябрь <6>/18 и <13 или 14>. О том, что Тютчев выполнил новую его просьбу, см.: 1870. Декабрь 14.

<Ноябрь, до 12>. Петербург. «Чему бы жизнь нас ни учила...»

Лирика. Т. II. С. 225, 406 (датировано по письму М. Ф. Бирилевой: «Вот последние стихи папа́, воспевающие бессмертные прелести души неизвестной мне красавицы». М. Ф. Бирилева — И. С. Аксакову. Петербург. 12 ноября 1870 // ЛН 19—21. М., 1935. С. 243); ПССП—588.

Ноябрь 12. Петербург. Письмо к И. С. Аксакову в Москву.

Тютчев негодует по поводу антипатриотической позиции М. Н. Каткова в отношении к отказу России выполнять условия Парижского мирного договора 1856 г. — возмущен теми «превратными толкованиями», которые он дает этой акции в своих статьях.

Написано рукой М. Ф. Бирилевой под диктовку Тютчева и включено в ее письмо к И. С. Аксакову от 12 ноября с пояснением: «Вот несколько строк, писанных под диктовку папа́ или вернее стенографированных с его слов: они главным образом вызваны негодованием и раздражением, которые возбуждают в нем статьи Каткова».

Точка зрения Каткова на декларацию высказана в ряде передовых статей «Московских ведомостей» за начало ноября 1870 г. Статьи эти звучали в унисон с яростными нападками западноевропейской печати (см., напр., Моск. вед

В тот же день. Петербург. М. Ф. Бирилева пишет И. С. Аксакову, что не может сообщить ему никаких достоверных политических известий, поскольку Тютчев с 4 ноября не виделся с А. М. Горчаковым, а следовательно, не имеет авторитетной информации.

«О том, что происходит или предполагается в высших дипломатических сферах, не имеем сведений, так как папа́ все еще не виделся со своим сиятельным и сияющим другом».

Ноябрь 13. Петербург. Письмо к А. Д. Блудовой в Петербург.

Тютчев негодует по поводу передовой статьи М. Н. Каткова в «Московских ведомостях» от 11 ноября (№ 243). Его возмущает пассаж, в котором проводится мысль, что Россия готова принести судьбы восточных славян в жертву собственным интересам:

«... в этой статье есть абзац, который поистине нельзя рассматривать иначе, как настоящую , принимая в расчет тот авторитет, коим пользуется газета Каткова».

«Спешу поделиться с вами хорошими вестями, привезенными папа́ из Царского Села. Он наведался туда сегодня и вынес из беседы с князем самые благоприятные, успокоительные впечатления. Князь объяснил ему, как в подлинности происходило дело декларации; оказывается, что мы неоднократно уже путем дипломатических отношений пытались достигнуть пересмотра трактата 1856 г., но, разумеется, недоброжелательность к нам европейских держав под различными более или менее благовидными предлогами умела отложить всякие по этому поводу прения, точно так же и теперь (это слова князя), если бы даже и решились нищенски вымаливать у них отмены статей, связывающих наши действия на Черном море, Англия ни за что бы не решилась отозваться благосклонно на наше столь справедливое требование; по необходимости пришлось действовать самостоятельно».

Затем Тютчев знакомит Горчакова с только что полученным письмом И. С. Аксакова к А. Ф. Гильфердингу, в котором четко сформулирована позиция московского общественного мнения по отношению к декларации и ее последствиям — сомнение в том, что после этой декларации Россия сохранит политику поддержки восточных славян, и серьезные опасения, что декларация повлечет за собой военную коалицию европейских держав при полной неподготовленности России к войне. На это Горчаков отвечал, что Россия «во что бы то ни стало будет держаться своих намерений», добавив, что ему «известны толки и опасения, возбужденные выходкой во всех слоях русской публики, но он считает их неосновательными и преувеличенными».

М. Ф. Бирилева — И. С. Аксакову. Петербург. 15 ноября 1870. РГАЛИ, ф. 10, оп. 1, ед. хр. 177, л. 15.

ЛН 19—21, с. 253—255. О реакции Горчакова на сообщение Тютчева об этом письме см. там же, с. 213.

Ноябрь <15 или 16>. Петербург. «Да, вы сдержали ваше слово...» <окончательная редакция>.

Лирика. Т. II. С. 226, 406—407 (датировано ноябрем 1870 г.); ПССП. Т. 2. С. 224, 588—589 (датировано ноябрем — началом декабря 1870 г.).

Дата уточняется по связи содержания новой (четвертой) строфы стихотворения с содержанием беседы Тютчева и А. М. Горчакова 15 ноября 1870 г. Горчаков разрешил сомнения Тютчева (см. о них: 1870. Ноябрь 7), убедив его, что декларация об отказе выполнять условия Парижского мирного договора 1856 г. — отнюдь не результат спонтанного порыва, но продуманный и подготовленный конкретными действиями шаг. Новая строфа — отклик на эту беседу, признание продуманной политики императора — того, «Кто, полный бодрого терпенья, / Расчет с отвагой совмещал — / То сдерживал свои стремленья, / То своевременно дерзал». Несомненно, что этот отклик последовал незамедлительно за фактом беседы, его вызвавшей, т. е. в тот же или на следующий день (15 или 16 ноября). Помета Тютчева («вторник»), сделанная при посылке новой редакции стихотворения Горчакову (—21, с. 247), подтверждает наш вывод — вторник приходился на 17 ноября.

Ноябрь 17. Петербург. Письмо к А. М. Горчакову в Царское Село.

Тютчев посылает ему окончательную редакцию стихотворения «Да, вы сдержали ваше слово...», сопроводив его строками:

«... так как мои рифмы снискали ваше расположение, вот, Князь, более точный и более полный их список».

ЛН 19—21. М., 1935. С. 247—248 (кроме стихов, — пер. с фр.). Обоснованием датировки послужили два обстоятельства: 1) помета Тютчева («вторник») и 2) карандашная помета рукой неустановленного лица (вероятно, рукой архивиста) — «Декабрь 1870 г.». Они позволили К. В. Пигареву датировать данное письмо первым декабрьским вторником, т. е. 6 декабря 1870 г. (там же, с. 248, примеч. 2 и 3). Однако предположение, что Тютчев вернулся к своим стихам более чем через месяц после их создания (ср.: 1870. Ноябрь 3), маловероятно — к тому времени актуальность вопроса о восприятии декларации в русском общественном мнении уже миновала.

Ноябрь 18. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

В беседе с М. Ф. Бирилевой Тютчев сетует на несостоятельность общественного мнения, не способного оценить значения декларации России об отказе выполнять условия Парижского договора 1856 г.

«Только вчера вечером он в таком безнадежном тоне говорил о нашем общественном мнении, легкомысленном мнении — с одной стороны, недоверчивом — с другой; статьи Каткова все более и более раздражают его».

М. Ф. Бирилева — А. Ф. Аксаковой. Петербург. 20 ноября 1870 // Современники о Тютчевепер. с фр.).

Ноябрь 20. Петербург. Тютчев посещает А. М. Горчакова. Беседа об ожидаемом адресе Московской городской думы Александру II с выражением одобрения декларации об отказе России выполнять условия Парижского договора 1856 г. Тютчев ручается за лояльность будущего адреса.

«... он отправился сегодня утром к своему знаменитому другу, который два дня тому назад возвратился из Царского, и они вместе оплакивали ограниченность людей, неспособных понять знамение времени. При этом канцлер напомнил то, что уже говорил на днях папа́, а именно — непоколебимое решение императора привести в исполнение свою декларацию <...>. Папа́, подвигнутый этими речами, поручился за адрес, который должен прийти из Москвы, и за приемлемость выражений, в которых он будет составлен».

— А. Ф. Аксаковой. Петербург. 20 ноября 1870 // Современники о Тютчеве. С. 413 (пер. с фр.).

По возвращении Тютчева домой М. Ф. Бирилева вручает ему долгожданный адрес Московской городской думы, только что полученный по почте от А. Ф. Аксаковой, которая послала его отцу для передачи по принадлежности. Тютчев незамедлительно отправляет его Горчакову в расчете, что тот поспешит вручить его императору.

Составителем «адреса» был И. С. Аксаков. Об отношении Тютчева к этому «адресу» см.: 1870. Ноябрь 22.

<Ноябрь 21>/Декабрь 3. Мюнхен. К. Пфеффель просит Тютчева использовать свои связи в поддержку обращения И. Шницлера непосредственно к Александру II с просьбой о субсидии.

Ноябрь 22. Петербург. Письмо к А. Ф. Аксаковой в Москву.

Тютчев удовлетворен адресом Московской городской думы на имя императора, особенно той его частью, в которой выражена надежда на то, что правительство вступит на путь либеральных реформ:

«... я совершенно был удовлетворен адресом, и на этот раз не только его формой, но и по существу и считаю, что правительство, которое послушалось бы благого совета принять его во всей целости, оказалось бы весьма сильным перед лицом Европы. Но случится ли это?»

Ссылаясь на сведения, полученные «самым достоверным образом» (т. е. от А. М. Горчакова, с которым он виделся 20 ноября), Тютчев излагает обстоятельства, связанные с подготовкой России к отказу выполнять условия парижского договора 1856 г., а также говорит о твердой позиции, которую намерена занять русская дипломатия на предстоящей конференции по пересмотру этого договора:

«Мы заявим на конференции то же, что уже заявили всем кабинетам в отдельности, а именно, что уничтожение статьи 14-й трактата является с нашей стороны совершившимся фактом и что никаких изменений мы тут не допустим. Что касается прочих статей, то мы согласимся на их обсуждение и вполне охотно пойдем на более точное определение условий и гарантий длительного умиротворения на Востоке».

Полный текст адреса, а также рассказ об обстоятельствах его создания см.: Дневник А. Ф. Аксаковой (запись 17 ноября 1870) // Тютчева А. —507.

О реакции Александра II на этот адрес см.: 1870. Декабрь 1.

Ноябрь 25. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Ноябрь 29. Петербург. М. Ф. Бирилева сообщает О. Н. Тютчевой:

«Папа́ постоянно выезжает и жалуется на ревматизм».

<Ноябрь>. Петербург. Выходит в свет журнал «Православное обозрение» (№ 11). Здесь (отд. «Известия и заметки», с. 396) вторично напечатано стихотворение «Два единства» (им заключено описание торжеств в честь «присоединения 13 молодых чехов к православию»).

<Ноябрь, конец... Декабрь, начало>. Петербург. «Ah, quelle méprise...»

Лирика. Т. II. С. 256, 421—422 (датировано ноябрем — началом декабря 1870 г.); то же: ПССП. Т. 2. С. 225, 589—590.

Обращено к М. Ф. Бирилевой. Вызвано ее желанием работать сестрой милосердия в Георгиевской общине: первое известие об открытии этой общины см.: . С. 114 (запись 27 ноября/9 декабря).

<Декабрь, начало>. Петербург. В журнале «Заря» (№ 12. С. 26) опубликовано стихотворение «К. Б.» («Я встретил вас — и все былое...», с подписью: «Т.».

Во избежание перлюстрации Тютчев посылает это письмо с П. Н. Батюшковым. Высказывает самые резкие суждения по поводу реакции императора, правящих

кругов и высшего света на адрес московской думы: благодаря этому адресу раскрылись «все сокровища глупости, невежества и бездарного раболепства, скрытые в русском обществе». Ибо стоило императору оценить его как «попытку <...> навязать ему нечто вроде конституции», — и «бо́льшая часть общества тотчас же примкнула к этой остроумной точке зрения». Тютчев видит «великую заслугу адреса» в том, что «он разоблачил такое состояние отупения умов», а потому «большая честь для Аксакова, что он приложил руку к этому адресу».

Далее Тютчев рассматривает нравственную природу «», противопоставляя его насаждаемому в России «абсолютизму иностранного происхождения» — «грубо материалистическому и атеистическому». Видит в борьбе этих двух начал признаки надвигающейся на Россию катастрофы.

Сообщает известие, полученное от А. М. Горчакова: на предстоящей конференции европейских держав, созываемой для рассмотрения российской декларации об отказе соблюдать условия Парижского договора, Россия будет твердо стоять на своем решении:

«... русский уполномоченный имеет предписание удалиться при первом настойчивом требовании со стороны держав, чтобы Россия отказалась от своей точки зрения. Но можно быть уверенным, что до этого не дойдет».

Высказанная в адресе Московской думы надежда, что император завершит свои «благие начинания», даровав России «свободу печатного слова», «свободу церковную» и «свободу верующей совести», вызвала крайнее раздражение Александра II. Он отказался принять адрес как «содержащий стремления конституционные и революционные» (. С. 513—514; запись 30 ноября).

Конференция европейских держав открылась в Лондоне 17 января 1871 г.

Декабрь 2. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

В тот же день. Петербург. По поручению Тютчева М. Ф. Бирилева сообщает И. С. Аксакову о реакции министра внутренних дел А. Е. Тимашева на мнение императора об адресе московской думы. Речь идет об аресте всего тиража 12-го номера «Вестника Европы» для изъятия из него проекта конституции, разработанного Н. Н. Новосильцевым (был включен в статью А. Н. Пыпина «Очерки общественного движения при Александре I»). Бирилева приводит объяснение Тимашева по этому поводу: «... если бы не история этого адреса, возбудившего в обществе толки о конституции, статью можно было бы пропустить сполна». При этом Тимашев прозрачно намекнул, что следует воззрениям самого императора.

Тютчев считал этот эпизод весьма характерным для «состояния умов» в Петербурге и стремился сделать его достоянием общественного мнения. Позаботившись о том, чтобы эпизод этот стал известен Аксакову, он рассказал о нем Б. М. Маркевичу, который не замедлил сообщить его М. Н. Каткову (там же, примеч. 4).

Эпизод этот стал широко известен в Петербурге. Отметим, что А. В. Никитенко передает ссылку Тимашева на настроение императора не намеком, а в весьма откровенной форме: «Государь очень недоволен печатью, и нужно соображаться с его настроением» (Дневник Никитенко. Т. III. С. 190 и 449).

П. Н. Батюшков, рассказывает друзьям Тютчева, что среди петербургского общества Тютчев одинок в своем одобрении адреса Московской думы.

«Вчера я видел П. Н. Батюшкова, только что возвратившегося из Петербурга; он рассказывал, что там, кроме Ф. И. Тютчева, все бранят нас за адрес...»

Декабрь 4. Петербург. Тютчев с женой посещают А. Д. Блудову. Она знакомит их с письмом А. Ф. Аксаковой, в котором описаны события, связанные с адресом Московской думы.

«Вчера <...> Антуанетта, которую мы с женой навестили, прочла нам письмо, только что полученное ею от Анны, письмо действительно очень остроумное, очень забавное и очень искреннее. Это по поводу пресловутого адреса. Императрица прочтет его с удовольствием и с пользой для себя».

Тютчев — Е. Ф. Тютчевой. Петербург. 5 декабря 1870 // . С. 474—475 (на фр. и в пер.).

В известной мере о содержании этого письма позволяют судить дневниковые записи А. Ф. Аксаковой от 29 и 30 ноября и 1 декабря (Тютчева А. —514).

В тот же день. Петербург. Тютчев присутствует на обеде у великой княгини Елены Павловны.

«Вчера я обедал у В<еликой> Княгини Елены Павл<овны> вместе с Федором Ивановичем. С первого слова он говорит мне: а я слышу, что вы нас осуждаете, — и я уже почувствовал, что у него есть какая-то заноза на меня. Оказалось — пишет к нему Анна Федоровна об адресе: Pobed<onostsev> la trouve détestable».

К. П. Победоносцев — Е. Ф. Тютчевой от 5 декабря 1870 г. // Новый мир. 1994. № 3. С. 211; публикация О. Майоровой.

Тютчев сообщает о вчерашнем визите к А. Д. Блудовой, о письме А. Ф. Аксаковой к ней. Замечает по поводу описанных в нем событий, связанных с адресом Московской думы:

«Господи, действительно, устраивать политические выступления в России это все равно, что пытаться высечь огонь из куска мыла. Но есть нечто еще более нелепое, чем подобные попытки, это ужас, который они внушают».

Отвечает дочери на ее размышления о чувстве христианского смирения:

«... смирение, о котором ты говоришь, — высокое христианское чувство, приличествующее по отношению к Богу, очень трудно соблюдать во взаимоотношениях с себе подобными — и не из чувства собственной гордости, — нет, разумеется, нет, — а потому, что прекрасно сознаешь, сколь несовершенным и убогим творением является, в сущности, каждый из нас».

«... как бы мне хотелось очутиться с тобою в уютной обстановке с глазу на глаз и дать тебе возможность откровенно высказаться обо всем, что тебя мучит и огорчает».

Декабрь 7. Петербург. Письмо к А. Ф. Аксаковой в Москву.

Тютчев возмущен «подлостью» и «скудоумием» петербургского общества, его неспособностью оценить значение высказанной в адресе Московской думы мысли о необходимости проведения либеральных реформ. Сознает, что он одинок и не понят в своей оценке этого документа. Жалуется:

«... чувствуешь себя в окружающей среде не просто чужим, но — изгнанником».

«Мысль о том, что этот ребенок сейчас с вами, делает меня счастливым. Может быть, это последнее счастье, которое мне суждено испытать в этом мире, и мне приятно, что этим счастьем я обязан тебе. Вот почему мне так не хочется думать о его возвращении, пусть и недолгом, в здешнюю среду».

Письма к московским публицистам. С. 364—366 (на фр. и в пер.).

«Мне снова приходится сообщить вам новость, которая „в силу прошлого и благодаря старым товарищеским связям“ вас очень опечалит. Речь идет о бедном дядюшке Николае Тютчеве, которого 8/20 декабря поразил страшный апоплексический удар! <...> Он был так добр, так благороден, и его угрюмая внешность скрывала искренние и верные привязанности».

М. Ф. Бирилева — К. Пфеффелю. Петербург. 10/22 декабря 1870. Мурановона фр.).

Характеристику Н. И. Тютчева и его отношений с братом см.: Аксаков. С. 307.

—11. Петербург — Москва. 9 декабря Тютчев получает известие о смерти брата и в тот же день вместе с женой выезжает в Москву, куда прибывает 10 декабря. 11 декабря присутствует на похоронах.

«Вчера, только встав с постели, мы получили телеграмму из Москвы, сообщившую нам об этом печальном событии. Несколько часов спустя папа́ и мама́ уехали туда, чтобы принять участие в похоронах, которые должны состояться завтра утром».

М. Ф. Бирилева — К. Пфеффелю. Петербург. 10/22 декабря 1870. Мураново—23 об. (на фр.).

Декабрь 11. Москва. «Брат, столько лет сопутствовавший мне...» (первая редакция).

. Т. I. С. 224, 270, 434 (датировано по автографу). ПССП. Т. 2. С. 226, 590—592 (с той же датой).

Декабрь 12 или 13. Москва. Тютчев посещает сына Федю в Катковском лицее.

«Наше свидание произошло на площадке лестницы лицея, так как Ф<едор> И<ванович>, страдая подагрой, не хотел подниматься наверх в приемный зал и предпочел остаться на первой площадке, где стоял небольшой деревянный диван.

Пока мы сидели и разговаривали, слух о его приезде быстро разнесся по всему лицею, и тотчас же на лестницу высыпало множество воспитанников, преимущественно старших классов, которые, соблюдая, впрочем, приличие, издали с жадным любопытством разглядывали знаменитого поэта. Некоторые, под разными благовидными предлогами, спускались вниз и, проходя мимо Ф<едора> И<вановича>, низко ему кланялись, на что Тютчев отвечал добродушными кивками головы, сопровождаемыми ласковой улыбкой. <...> Когда, посидев со мной минут двадцать, Ф<едор> И<ванович> собрался уходить, несколько человек молодежи поспешили подать ему пальто, шляпу, палку. Такое внимание, видимо, его тронуло. Он с добродушной улыбкой пожал всем руки и не торопясь вышел из подъезда, провожаемый возгласами: „Будьте здоровы Ф<едор> И<ванович>, приезжайте к нам опять“».

Ф. Т. (Ф. Ф. Тютчев). Исторический вестник. 1903, июль. № 7. Т. XCIII. С. 189—203.

Декабрь. Ночь с 13 на 14. По пути из Москвы в Петербург. «Брат, столько лет сопутствовавший мне...»

Лирика. Т. I. С. 224, 434 (датировано по свидетельству Тютчева; см.: 1870. Декабрь 31); ПССП. Т. 2. С. 226, 590.

Озабочен результатами ходатайства И. Шницлера о субсидии от правительства России.

«... только вчера мы вернулись из нашей поездки в Москву <...>. Мой муж скорбит о смерти брата, что, впрочем, не избавляет его от беспокойства о судьбе письма г-на Шницлера императору».

Э. Ф. Тютчева — К. Пфеффелю. Петербург. 15/27 декабря 1870. Мурановона фр.).

Беспокойство Тютчева о результатах ходатайства Шницлера свидетельствует, что он откликнулся на повторную просьбу Пфеффеля о содействии Шницлеру в его хлопотах (об этой просьбе см.: 1870. Ноябрь 21/Декабрь 3).

Декабрь 16. Петербург. Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Декабрь 20. Петербург. Письмо к А. Ф. Аксаковой в Москву.

Тютчев сообщает, что предполагаемая поездка его сына Феди в Петербург может не состояться из-за его болезни. Соглашается с мнением дочери о Катковском лицее:

«То, что ты говоришь по поводу лицея Каткова, ничуть меня не удивило, — я не раз задумывался о том же. Зная лиц, возглавляющих это учебное заведение, можно было заранее ожидать всевозможных крайностей в системе обучения. Так, весьма печальным недоразумением представлялись мне их старомодные пристрастия в этой области».

Вспоминает свое последнее пребывание в Москве и смерть брата Николая:

«Я не могу свыкнуться с мыслью, что отныне не увижу его в этой столь знакомой мне обстановке, что он навсегда ушел из моей жизни».

РГАЛИ, ф. 10, оп. 2, ед. хр. 37, л. 216—217 об. (на фр.).

Тютчев председательствует на заседании КЦИ.

Тютчев отвечает дочери на ее письмо, посвященное вопросу о дальнейшей судьбе его сына Феди:

«Я полностью с тобой согласен во всем, что его касается, в том числе с необходимостью сменить учебное заведение. Я никогда не оказывал предпочтения лицею Каткова, зная его лишь по репутации, в последнее время весьма сомнительной. Но я был чрезвычайно рад возможности перенести Федю в иную среду».

РГАЛИ, ф. 10, оп. 2, ед. хр. 37, л. 218—219 об. (на фр.).

Лирика. Т. II. С. 259, 425 (датировано концом декабря 1870 г.); ПССП. Т. 2. С. 228, 592—593 (датировано концом декабря 1871 г.).

Декабрь 27—28. Петербург. Тютчев болен и не может выезжать — у него очередной приступ подагры.

Приступ подагры длился более двух недель (см.: 1871. Январь 14).

Декабрь 31. Петербург. Письмо к Е. Ф. Тютчевой в Москву.

Тютчев пишет о тяжелой для него утрате — смерти брата, о своем отношении к смерти и к утрате близких людей:

«... слово никогда для меня уже не имеет значения. Речь уже не о будущем. Это отсрочка нескольких дней, немногих дней, в конце концов. И вот почему, сдается мне, в моем существе сокрушено чувство бунта против смерти, которое человек испытывает вполне лишь один раз в жизни. Во всех последующих утратах, как бы тяжелы они ни были, нет уж ничего непредвиденного, ничего неведомого... Но одна картина, возникающая в моем воображении, с каждым разом становится для меня все более и более нестерпимой и ужасной. Это когда я представляю себе, как он упал в столь хорошо мне знакомом помещении клуба, он, такой немощный и боязливый, он, всегда страшившийся этого падения, — когда представляю его распростертым на полу, разбившимся, пораженным насмерть, умоляющим, чтобы его подняли...»

«Вот, дочь моя, несколько строк, которые я никому не показывал <...>. Они сложились у меня в состоянии полусна, ночью на возвратном пути из Москвы».

«Брат, столько лет сопутствовавший мне...» — в его окончательной редакции.

Декабрь. Петербург. Письмо начальнику Главного управления по делам печати с ходатайством о выдаче физиологу И. М. Сеченову «удержанных в Комитете отдельных листов нового сочинения Дарвина „Происхождение человека“, которые были ему высылаемы самим издателем по мере их отпечатания».

Декабрь. Петербург. «Давно известная всем дура...»

Четверостишие было записано Тютчевым в альбом В. А. Вакара, возможно, тогда же, что и стихотворение «Веленью высшему покорны...», то есть в 1870 г. см. также: Октябрь, 27.

Сноски

^1* «Между 4-мя и 5-ю» (фр.).

^2* «Все потеряно, и главным образом — честь!» (фр.).

^3* «Это Гунны, которые ходили в школу» (фр.).

^4* «Если этому мальчику удастся получить хорошее направление, я предстану перед Господом с менее отягченной совестью» (фр.).

^5* в целом (фр.).

^6* поэтической идеей (лат.).

Летопись жизни и творчества Тютчева 1870 г.

Летопись жизни и творчества Тютчева
1870 г.