Е. Ф. Тютчевой
22 июня 1856 г. Петербург
С. -Петербург. Vendredi. 22 juin 1856
Je reçois à l'instant ta lettre en date du 19 juin, mа bonne et chère Kitty, et je m'empresse d'y répondre. Je n'ai pas besoin de te dire, combien, dans mа solitude actuelle, j'aurais été heurreux de mettre mоn appartement à lа disposition de Mad. Кiréeff et à lа tienne, mais malheureusement en се moment-ci се n'est pas plus un appartement, c'est un chaos et une ruine. Оn refait tous les poêles, on reblanchit et on rebadigeonne tous les plafonds, si bien que de toutes les chambres il n'y а d'habitable que le salon du milieu où je me suis refugié et retranché... Encore n'y fait si qu'y camper lа nuit, et lе jour venu je m'empresse de déserter lа maison pour n'avoir pas sous les yeux le spectacle de désolation et pour n'être pas étourdi раr le bruit et lа poussière des ouvriers qui sont à domicile dans l'appartement. Теl est, ma fille chérie, l'état des choses et lа conrariété que j'éprouve de ne pas pouvoir vous recevoir chez moi n'ayant pas peu à l'ennui que tout се tracas mе donne.
à l'instant même de Царское Село où j'ai été passer deux jours auprès de ta sœur1. Je savais par elle l'invitation qu'elle t'avait adressée de venir lа rejoindre à Peterhof et quasiacceptation.
Pour ma part, je serai fort heureux de t'y voir et ne me demande pas mieux que de me mettre entièrement à tes ordres, jusque j'espère de te ramener à Moscou. Le séjour de Peterhof pourrait en effet être de quelque utilité à ta santé à lа condition tout à fait que l'abominable temps dont nous avons été assiégés jusqu'ici vienne à cesser. S'il devait continuer, le séjour de Peterhof serait le dernier que je t'aurai conseillé, car аvес la saison qu'il fait, toutes ces habitations aériennes de Peterhof sont de véritables glacières, et il faut des santés de fer pour être à l'épreuve de leur maudite élégance. Oui, c'est une véritable ignominie que d'être condamné à un pareil climat, et on se demande, quel est le crime, pour lequel on у а été déporté. Je ne sais le temps qu'il fait chez vous à Moscou. Mais ici il est tout bonnement exécrable. On ne sort qu'enveloppé de ses plus chauds vêtements, la pelisse exepté, et on se surprend à la regretter dix fois2. Се qui ajoute encore à mon exaspération, c'est l'idée du contretemps qu'un pareil été fait éprouver à ma femme et à tes sœurs pour la cure qu'elles sont allés chercher dans un pays perdu et au prix de tant de fatigues.
Dis à Grand-maman quе je lui baise ses chères mains et suis très impatient d'aller la retrouver.
és à ta tante, et mille tendresses pour toi, mа bоnne et chère Kitty.
Перевод
С. -Петербург. Пятница. 22 июня 1856
Я только что получил твое письмо от 19 июня, моя славная, любезная Китти, и спешу отвечать тебе. Нет нужды говорить, как в моем нынешнем одиночестве я был бы рад предоставить в твое и Киреевой распоряжение свою квартиру, но, к сожалению, в настоящую минуту, это не квартира, а хаос и руины. У нас переделывают все печи, белят и штукатурят потолки, так что жить можно только в средней гостиной, где я укрылся как в крепости... К тому же я только провожу там ночь, а с наступлением дня спешу покинуть дом, чтобы не быть свидетелем сего безотрадного спектакля и бежать от шума и пыли, поднимаемыми рабочими, хозяйничающими в квартире. Таково, любезная дочь, положение дел; и оттого что я не могу вас принять у себя, я испытываю не меньшую досаду, чем от всего этого беспорядка.
Я только что вернулся из Царского Села, где провел два дня с твоей сестрой1
Пребывание в Петергофе могло бы и в самом деле принести некоторую пользу твоему здоровью при непременном условии, что переменится скверная погода, докучающая нам доселе. Если же она будет упорствовать, то Петергоф - самое последнее место, которое я мог бы тебе посоветовать, потому что при такой погоде петергофские легкие сооружения превращаются в настоящие ледники. И нужно иметь железное здоровье, чтобы оказаться на высоте их окаянного изящества. Да, какая подлость быть приговоренным к такому климату, порой спрашиваешь себя, за какое преступление ты сюда сослан. Не знаю, какая погода у вас в Москве, но здесь она просто отвратительная. Выйти на улицу можно только в самой теплой одежде, кроме разве шубы, и десять раз поймаешь себя на мысли, что и шуба не помешала бы2. Я прихожу в еще большее отчаяние, когда думаю о том, как повлияло ненастное лето на лечение мамá и твоих сестер, за которым они добирались в глухие края ценою стольких усилий.
Передай бабушке, что я целую ее милые руки и жду с нетерпением того момента, когда вновь увижу ее. Усердно кланяюсь тетушке, а тебе, славная и любезная Китти, шлю тысячу нежностей.
КОММЕНТАРИИ:
Публикуется впервые.
1 19 июня 1856 г. А. Ф. Тютчева писала сестре Китти: «Папá провел у меня целый день. Он непрерывно дрожал от холода и жаловался на дурную погоду в самых остроумных выражениях» (ЛН-2. С. 284).
2 Погода в Петербурге и его окрестностях часто бывала холодной, ветреной и дождливой в любое время года. Так, в продолжение этого же визита Тютчева к дочери в Царское Село она писала сестре Дарье 11/23 июля 1856 г.: «Вчера папá провел у меня весь день. По особому невезению он всегда попадает ко мне в ужасающе холодную и дождливую погоду и остается взаперти со мной вдвоем, что ему вовсе не весело. <…> Вчера я злоупотребила его простодушием. Он по небрежности не взял пальто, и на нем был лишь легонький сюртучок. Был жестокий холод, и я, опасаясь, как бы он не простудился на пароходе, заставила его надеть мое черное суконное пальто. <…> Представь себе, как он выглядел в этом нелепом одеянии, удаляясь небрежным шагом с важностью, достойной римского сенатора. Никогда я так не смеялась. Чтобы успокоить мамá, нужно сказать ей, что это происходило вечером, когда пассажиров было немного. Впрочем, папá настолько своеобразен, что никогда не выглядит смешным» (там же).