Пфеффель К.: Заметка о Тютчеве

<ЗАМЕТКА О ТЮТЧЕВЕ>

Я не имею никаких сведений о первых десяти годах пребывания Тютчева в Мюнхене, так как совсем не знал его до 1830 г., близко же сошелся с ним лишь в 1833 г. Но пожалуй, нетрудно представить себе, каков он был в ту пору, которую можно было бы назвать его «Lehrjahre»¹, и проследить изгибы его умственного развития.

Когда в 1822 г. Тютчев уехал из России, русские умы все еще находились под воздействием теократических идей, пущенных в ход Жозефом де Местром², а также под влиянием мистицизма, которому предавался Александр I. Разумеется, образованный юноша не избежал этих влияний и на всю жизнь сохранил их отпечаток*. В Германии, куда он прибыл, по собственному его выражению, под звуки «Freischütze»³, Тютчев встретил расцвет романтизма в области искусств — поэзии, художеств, музыки и т. п. — и вместе с тем расцвет рационализма в области философии, где тогда неограниченно властвовал Гегель. Нет сомнения, что Тютчев предался этому двойственному воздействию и был глубоко потрясен противоречием, возникшим между его чувствами, его «Gemüt»⁴ (позволю себе воспользоваться этим непереводимым словом) и его разумом, — противоречием, от которого он уже никогда не мог освободиться. Впрочем, меня уверяют, что лучшее из этих двух начал восторжествовало в нем на пороге Вечности.

Между тем, в 1828 г., если не ошибаюсь, желание видеть и узнать один из великих очагов новейшей цивилизации привело Тютчева в Париж, где он пробыл довольно долго⁵. Деля время между занятиями и светскими развлечениями, он усердно посещал незабвенные курсы лекций Гизо, Кузена и Виллемена⁶ и немало общался с некоторыми выдающимися личностями той эпохи, а именно — с последователями Ройе-Коллара⁷. Пребывание в Париже было для Тютчева решающим в том смысле, что оно отметило его последнюю, западническую, если так можно выразиться, трансформацию. Он проникся спиритуализмом Кузена^2*либеральным доктринерством Гизо, классическими теориями Виллемена.

Я познакомился с Тютчевым вскоре после его возвращения. По примеру славных учителей, коих имена я только что перечислил, разговор его нередко принимал форму ораторской речи: приходилось больше слушать его, чем отвечать. За исключением Шеллинга⁸ и старого графа де Монжела⁹, он не находил себе равных собеседников, хотя едва вышел из юношеского возраста^3*. Он удивил и очаровал меня. «Французский язык в его устах приобретает особую прелесть», — сказал мне однажды один очень умный французский священник, аббат Перро, выслушав рассуждения Тютчева по поводу одного из современных политических вопросов (не помню теперь, какого именно). И это совершенно справедливо, особенно в отношении его импровизированных речей, лишь отдаленное подобие коих являет нам слог его писаний. То же самое отмечали у Дидро, у Бенджамена Констана и г-жи де Сталь. Остановлюсь на этом последнем имени. В самом деле, если бы мне нужно было охарактеризовать особенности красноречия Тютчева и склад его ума в ту пору, я сравнил бы их с одной из глав «Размышлений о французской революции» г-жи де Сталь разумеется, в ее устном изложении^4*: то же воодушевление, остроумие и меткость выражений, то же стремление к истине и красоте, но больше беспристрастия и понимания истории.

Таким я узнал Тютчева; таким он и остался приблизительно до 1841 г. С этого же времени его заметно стала одолевать скука — эта ржавчина, присущая маленьким королевствам, где идеи столь же редко обновляются, как и лица. К тому же все изменилось вокруг него. Граф де Монжела умер. Шеллинг покинул Мюнхен и переселился в Берлин¹² борьбе честолюбий. Среди этого застоя Тютчев почувствовал отвращение к Западу и обратился к своей исходной точке — к России. Я не имею возможности проследить за этой его патриотической эволюцией, которая стала окончательной, но г-н Аксаков мог сам наблюдать ее и судить о ней, по крайней мере в конечных ее проявлениях; в этой области его тесть решительно предвосхитил многие из идей, ныне весьма распространенных в России, но совершенно неизвестных там во времена, о которых я говорю. Однако деятельность этого человека, столь замечательного во многих отношениях, не соответствовала тем необыкновенным способностям, которыми он был одарен. Я не перестану утверждать, что ему всегда недоставало случая, сцены и публики, словом — обстоятельств, его достойных. Про Тютчева можно сказать то, что говорил великий Мирабо об одном из своих предков: «За неимением титула, он обладал внутренней ценностью».

Написать жизнь Тютчева мне кажется невозможным. Во всяком случае такое жизнеописание оказалось бы не столь интересным, как можно было бы ожидать; разве что оно будет связано с изображением тех общественных групп, среди которых он жил и где сосредоточивалась (слишком исключительно на мой взгляд) его деятельность. Но одна или две журнальных статьи в духе Сент-Бёва читались бы столь же охотно, как и любая из «Понедельничных бесед»¹³ этого писателя, в которых он говорит о людях, гораздо менее замечательных. Первая статья могла бы иметь предметом молодость Тютчева вплоть до 1844 г., т. е. до его возвращения в Россию; вторая — последние годы его зрелого возраста и старость, т. е. весь период его национальной деятельности.

Брошюра г-на де Бургуэна, которую Аксаков хотел бы иметь, не может осветить ничего, что касается Тютчева. Это я в свое время сообщил Бургуэну «записку», которую он приводит в своей брошюре, и, следовательно, я являюсь автором той «ловко рассчитанной неосторожности», про которую говорит журнал «Revue des Deux Mondes» в отделе двухнедельной хроники от 1 июня 1849 г.¹⁴

КОММЕНТАРИИ

¹ «Wilhelm Meisters Lehrjahre» («Годы учения Вильгельма Мейстера»).

² Местр (1753—1821) — французский политический мыслитель и публицист. В 1803—1817 гг. жил в Петербурге; здесь написал значительную часть своих сочинений, в которых развивал идею божественного происхождения монархической власти (высшим ее выражением он полагал теократию римского папы). О воздействии де Местра на политическое мировоззрение Тютчева см.: М. Степанов (А. ). Жозеф де Местр в России. — ЛН, т. 29—30, с. 617; В. А. Мильчина. Тютчев и французская литература. — «Изв. АН СССР». Серия лит-ры и языка, т. XLV, вып. 4. 1986, с. 338—340.

³ «Вольный стрелок» («Der Freischütze») — опера немецкого композитора Карла Вебера (1786—1826), одного из основателей романтической школы в музыке. Впервые поставлена в 1821 г.; сразу же вошла в репертуар почти всех оперных театров Германии, а затем и всей Европы. В России известна под названием «Волшебный стрелок».

⁴ Gemüt — немецкое слово, имеющее ряд значений (душа, нрав, характер, чувство).

⁵ Факт пребывания Тютчева в Париже осенью 1828 г. подтверждается письмом Шеллинга В. Кузену от 27 ноября 1828 г. (см. в наст. кн.: «Тютчев в дневниках А. И. Тургенева» прим. 44).

⁶ —1830 гг. в Сорбонне читали лекции известнейшие ученые Франции. Историк Франсуа Гизо (1787—1874) читал курс истории европейской цивилизации; философ Виктор Кузен (1792—1867) — курс истории философских учений; писатель и критик Абель Виллемен (1790—1870) читал историю французской литературы.

⁷ Ройе-Коллар (1763—1845) — франц. политический деятель и философ, основатель группы так наз. доктринеров. В области философии «доктринеры» стояли на позициях спиритуализма и с этой точки зрения подвергали пересмотру материализм французских просветителей; в области политики ставили целью создание политического строя, сочетающего «порядок» со «свободой», что гарантировало бы предотвращение «революционной опасности». Ройе-Коллар видел путь к этому в господствующем положении королевской власти. К концу 1820-х годов главой «доктринеров» фактически стал Гизо, придавший «доктринерству» оппозиционный характер. С кем из последователей Ройе-Коллара встречался Тютчев, неизвестно. Есть основания полагать, что он был знаком с Кузеном (см. в наст. кн.: «Тютчев в дневниках А. И. Тургенева», прим. 44).

⁸ Об отношениях Тютчева с Шеллингом см. разд. II наст. публикации (с. 37), а также в наст. кн.: «Тютчев в дневниках А. И. Тургенева», вступительная статья.

⁹ Гр. Максимилиан де (1759—1838) — баварский государственный деятель, в 1806—1817 гг. премьер-министр Баварии; сторонник системы просвещенного абсолютизма. См. о нем в наст. кн.: «Тютчев в дневниках А. И. Тургенева», записи 5 и 30 апр. 1834 г.

¹⁰  Гейне. Собр. соч. в 10 томах, т. 9. М., 1959, с. 478—479). О знакомстве Тютчева с Гейне см. в наст. кн.: «Тютчев в Мюнхене. (Из переписки И. С. Гагарина с А. Н. Бахметевой и И. С. Аксаковым)», п. 1, прим. 7.

¹¹ Пфеффель излагает мысль франц. критика Шарля Огюстена де (1804—1869), высказанную им в очерке о мадам де Сталь (Ch. Saint-Beuve. Portraits de femmes. Paris, 1870, p. 85—86).

¹² Шеллинг переехал из Мюнхена в Берлин весной 1841 г.

¹³ —1869 гг. Сент-Бёв писал критические статьи, которые печатались в парижских газетах по понедельникам. Эти статьи составили две серии: «Беседы по понедельникам» (Ch. de Sainte-Beuve. Causeries du lundi, v. 1—15. Paris, 1850—1860) и «Новые понедельники» (Ch. de Sainte-Beuve. Nouveaux lundis, v. 1—13. Paris, 1864—1872).

¹⁴ «Россия и Революция», дав ей произвольное заглавие: «Записка, представленная императору Николаю после Февральской революции одним русским чиновником высшего разряда Министерства иностранных дел». Публицист Э. Форкад отметил «ловко рассчитанную неосторожность» этого заглавия («Revue des Deux Mondes», 1849, 2/14 juin). Об этом издании статьи Тютчева и отзыве Форкада см.: Р. Лэйн. Публицистика Тютчева в отзывах западноевропейской печати. — Наст. том, кн. I, с. 233—235.