Поиск по творчеству и критике
Cлово "MINIMUM"
Входимость: 2. Размер: 58кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 58кб.
Часть текста: Горация к Меценату, в котором приглашает его к сельскому обеду», представляющее собой вольное переложение Carm. III 29 Горация, было впервые опубликовано в «Трудах Общества любителей российской словесности при имп. Московском университете» в 1819 году (часть 14). Обращение молодого поэта, ученика С. Е. Раича и А. Ф. Мерзлякова, к Горацию – характерный для эпохи жест литературного ученичества [ 1 ]. В «Обществе», где тон задавали литераторы-«классики» [ 2 ], римский поэт считался эталоном лирика-мыслителя, «истинным законодателем вкуса» (А. Ф. Мерзляков [ 3 ]), а его тексты – образцовым, хоть и нелегким, предметом для подражания [ 4 ]. Поэзия 18 – начала 19 века изобилует переложениями и переводами из Горация, но и на этом фоне «Послание Горация...» представляет собой в высшей степени любопытный случай переводческой практики и в то же время интуитивно верный шаг на пути к собственно тютчевской поэтике. Переводческие принципы того времени, когда Тютчев создавал свой вольный перевод, существенно отличались от нынешних. В. В. Капнист, готовивший в конце 1810-х – начале 1820-х годов к изданию книгу «Опыт перевода и подражания Горациевых од», в предисловии к ней объяснил принципы, которыми он руководствовался как переводчик, и у нас есть все основания думать, что маститый поэт в этом случае обобщил опыт поэзии 18 – начала 19 веков. Понятия «подражания», «переложения», «вольного перевода», «перевода», использовавшиеся в литературной практике эпохи, не всегда четко отграничивались друг от друга, поэтому Капнист счел необходимым указать на разницу между подражанием и переводом....
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Часть текста: Je me sens devenir de jour en jour plus insupportable, et la fatigue que j’éprouve à courir après tous les moyens de m’étourdir, pour masquer le grand vide qui est devant moi, n’ajoute pas peu à mon irritation habituelle. Dieu, qu’il y aurait de belles choses à dire là-dessus! Hier je dînais chez Olympe Bariatinsky… 1* La pauvre femme, si achevée dans sa nullité, ne se doutait guères de l’impression qu’elle produisait sur moi. Et tout l’entourage était à l’avenant. Ah quelles sottes gens! Elles donneraient de l’ironie à une huître. Il y avait là surtout un petit diplomate autrichien qui est le modèle du genre… Les lions du jour, en ce moment, ce sont les Américains 2* . Je vous renvoie pour les détails aux journaux, surtout à celui de St-Pétersbourg que vous ne recevez pas, bien que vous y soyez très positivement abonnées… Je les verrai demain soir à Pavloffsk, et c’est même la raison qui a retardé ma rentrée en ville… Je suis très curieux de voir, comment sont faits les gens qui nous aiment… Cela me paraît plus curieux encore que leurs monitors 3* que tout le monde court voir à Kronstadt, et que j’irai voir aussi peut-être dans le courant de la semaine prochaine, en allant à Péterhoff, où il me tarde d’apprendre par Gortchakoff, lui-même, tout le...
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Часть текста: М.: «Прометей» МПГУ, 2003. – С. 270–289. В. М. Жирмунский в последней главе книги «Немецкий романтизм и современная мистика» утверждает, что традиционное понимание романтизма как безысходного конфликта между идеалом и действительностью учитывает лишь одно и притом достаточно позднее проявление романтического духа. Первоначальной идеологией и, соответственно, поэтикой романтизма был «мистический реализм», который предполагал возможность тождества духа и плоти и был специфическим оправданием жизни [ 63 ]. Поздний романтизм пришел к идее неразрешимого конфликта мечты и реальности и, следовательно, к ситуации эскапизма. Неоромантизм 50 – 60-х годов, ставший прологом к символизму и другим разновидностям неомифологического искусства рубежа веков, представлял собой два русла, образовавшихся в результате переживания доставшегося в наследство от старших романтиков конфликта, – два русла, представители одного из которых осваивали, символизируя, «внутренне необъятную область невроза» (Пумпянский), а представители другого – область тонких субъективных переживаний, чье выражение требовало особой «импрессионистической» поэтики [ 64 ]. Эти области превосходно определены Фетом в его программном стихотворении «Как беден наш язык…»: «И темный бред души и трав неясный запах». Каково место Тютчева и его поэтики в этих процессах? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо понять, что стоит как за романтическим тождеством, так и за романтическим конфликтом. В сущности, речь идет об отношениях между индивидуальной ситуацией и объективными космическими ритмами (неважно, предстают ли последние в виде величественных стихий или в виде пошлого житейского коловращенья). В состоянии ли обе ситуации гармонически резонировать или даже совпасть, или они всегда болезненно диссонируют? В поэзии романтиков мы обнаруживаем оба варианта. В поэзии доромантической эпохи...