• Приглашаем посетить наш сайт
    Фет (fet.lit-info.ru)
  • Поиск по творчеству и критике
    Cлово "VERSE"


    А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
    0-9 A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
    Поиск  
    1. Пигарев К. В.: Жизнь и творчество Тютчева. Глава пятая. Мастер стихотворной формы. Пункт 2
    Входимость: 1. Размер: 44кб.
    2. Маслов Б. П.: Порождение стихотворного текста и проблема огласовки (на материале поэзии Ф. Тютчева)
    Входимость: 1. Размер: 103кб.

    Примерный текст на первых найденных страницах

    1. Пигарев К. В.: Жизнь и творчество Тютчева. Глава пятая. Мастер стихотворной формы. Пункт 2
    Входимость: 1. Размер: 44кб.
    Часть текста: формы. Пункт 2 2 Приведенные в начало этой главы слова Фета о «тончайших блестках» тютчевской поэзии очень хорошо выражают впечатление, которое производят стихи поэта. Его стихотворная форма исключительно богата именно этими «тончайшими блестками», различаемыми не сразу. Чисто внешние, легко бросающиеся в глаза эффекты ей чужды. Основным стихотворным размером Тютчева был ямб, преобладавший в русской поэзии со времен Ломоносова. Чаще всего мы видим у Тютчева ямб четырехстопный, реже пятистопный, еще реже смешанный. Другие виды ямба встречаются у него лишь в единичных случаях. Так, трехстопным ямбом написаны поэтом три стихотворения: «Противникам вина» (начало 20-х годов), «Зима недаром злится...» (до 1836), «В часы, когда бывает...» (не позднее 1858); шестистопным ямбом четыре: «Mal’aria» (1830), перевод монолога дон Карлоса из драмы «Эрнани» Гюго (1830), «Русская география» (1848 или 1849) и «Недаром русские ты с детства помнил звуки...» (1861). Наряду с ямбом Тютчев охотно обращался к четырехстопному хорею. До тридцатых годов он пользуется им преимущественно в переводах из Шиллера...
    2. Маслов Б. П.: Порождение стихотворного текста и проблема огласовки (на материале поэзии Ф. Тютчева)
    Входимость: 1. Размер: 103кб.
    Часть текста: вопросом, почему порождение стихотворной речи (некоторым субъектом некоторого языка) не составило предмета собственно филологического изучения. Можно подумать, причина в неоднозначности биографического генезиса текста, которая потребовала замены личности, реконструируемой историками литературы, на концепт сознания автора – ту или иную «поэтическую систему», имманентную определенной совокупости текстов. Именно этой вторичной реальностью поэта оперирирует, ее тем самым симулируя и воплощая, филолог-исследователь поэтики записанного текста. В практике русского-советского стиховедения отвлечение от субъекта стихотворной речи, делающее возможным применение заимствованных из точных наук аналитических методов, постулируется как дисциплинарный, если не эпистемологический, императив. Показательно, например, что отечественное литературоведение не знало ничего подобного предпринятой в немецкой критике попытке переосмысления биографического подхода к лирическому тексту в терминах «переживания» [ 1 ] или связываемому с именем де Мана опыту рассуждения о риторической неоднозначности поэтического высказывания. В целом, отношения субъекта и продукта этой вербальной практики выводились за границы научного дискурса, а значит не могли быть противопоставлены нормативной – для письменной культуры – ситуации прозы. Значение, заложенное в специфическом статусе стихотворного текста, принималось как данность внетекстовой действительности, не подлежащей экспликации. На саму возможность филологического решения проблемы порождения стихового слова могло бы указать представление о круговой поруке текста, легшее в основу понятия интертекстуальности. Коль...