7
В творчестве Тютчева не было кардинальных переломов, резкой эволюции. Достаточно показательны изложенные выше наблюдения над самоповторениями Тютчева: он мог создавать «дублетные» стихотворения, разъединенные четвертью века. Но, конечно, общее движение русской поэзии не могло не оказывать на него воздействия.
Творчество Тютчева можно условно разделить на два периода, рубежом между которыми окажутся 40-е годы.
В стихах второго периода нет уже характерного для стихов 20-30-х годов налета натурфилософской романтической метафизики. Устраняется подчеркнутый параллелизм как принцип композиции стихотворений: аналогия между природой и человеком теперь часто создается самим эмоциональным тоном описания, самой поэтической образностью. Отпадает употребление классической мифологии, уже слишком старомодное в 50-60-е годы, менее броской становится архаичность [79].
Наиболее значительна эволюция Тютчева в любовных стихотворениях. Драматичность, тонкий психологизм, переключение основного внимания на переживания женщины делают «денисьевский цикл» одной из наиболее значительных частей творческого наследия Тютчева. Г.А. Гуковским высказано заслуживающее внимания предположение о влиянии на «денисьевский цикл» некрасовской любовной лирики. Г.А. Гуковский связывает с этим влиянием драматичность «денисьевского цикла», «то есть манеру рисовать в коротком лирическом стихотворении сцену, в которой оба участника даны и зрительно, и с «репликами», и в сложном душевном конфликте», образ лирического героя, «несущего в себе и в своей любви душевные болезни больного века», образ героини «как конкретного и исторически определенного, типического для эпохи характера», тягу «к объединению лирического цикла в своего рода роман, близко подходящий по манере, смыслу, характерам, «сюжету» к прозаическому роману той же эпохи» [80].
Даже относясь с осторожностью к утверждению о прямом влиянии Некрасова на Тютчева и ограничивая тезис о близости обоих поэтов, самую аналогию можно считать убедительной [81]. А это показывает, что эволюция Тютчева шла в несомненном соответствии с великим движением русской литературы от романтизма к реализму.
Отсюда и возможность влияния Тютчева на корифеев русского реализма. Еще Аполлон Григорьев отмечал влияние Тютчева на пейзажи Тургенева и Льва Толстого [82]. Тургенев и Толстой близки Тютчеву манерой изображать природу в соответствии с душевными настроениями персонажей и общей эмоциональной тональностью произведения [83]. Отмечу, что для Тургенева поэзия Тютчева была мерилом художественного вкуса. «О Тютчеве не спорят, – пишет он Фету, – кто его не чувствует, тем самым показывает, что он не чувствует поэзии» [84]. Еще более ценил Тютчева Лев Толстой. Для него это был первый русский поэт. Как указывает ряд мемуаристов, Толстой ставил Тютчева выше Пушкина. «Без Тютчева нельзя жить», – говорил он [85]. Достоевский считал Тютчева «первым поэтом-философом, которому равного не было, кроме Пушкина» [86]. Для Фета Тютчев – «один из величайших лириков, существовавших на земле» [87]. Но это все отзывы писателей. Любопытно, что писатели выступали в роли критиков Тютчева (Некрасов, Тургенев, Фет [88]), а профессиональные критики о нем не писали. Отметим лишь существенное, хоть и попутное замечание Добролюбова. В своей знаменитой статье «Темное царство» Добролюбов пишет:
«Судя по тому, как глубоко проникает взгляд писателя в самую сущность явлений, как широко захватывает он в своих изображениях различные стороны жизни, – можно решить и то, как велик его талант. Без этого все толкования будут напрасны. Например, у г. Фета есть талант и у г. Тютчева есть талант: как определить их относительное значение? Без сомнения, не иначе, как рассмотрением сферы, доступной каждому из них. Тогда и окажется, что талант одного способен во всей силе проявиться только в уловлении мимолетных впечатлений от тихих явлений природы; а другому доступна, кроме того, – и знойная страстность, и суровая энергия, и глубокая дума, возбуждаемая не одними стихийными явлениями, но и вопросами нравственными, интересами общественной жизни» [89].
«поэтом для поэтов», неизвестным широкому кругу читателей; после смерти его известность еще уменьшается – до конца XIX века, когда его подняли на щит идеалистические философы и поэты-символисты.
Впервые основной акцент на философском содержании поэзии Тютчева сделал Владимир Соловьев в специально посвященной Тютчеву статье 1895 года. От Вл. Соловьева идет подхваченная символистами тенденция рассматривать Тютчева как поэта-провидца, визионера и мистика, коснувшегося в поэзии глубочайших мировых тайн.
«И сам Гете, – писал Соловьев, – не захватывал, быть может, так глубоко, как наш поэт, темный корень мирового бытия, не чувствовал так сильно и не сознавал так ясно эту таинственную основу всякой жизни, – природной и человеческой, – основу, на которой зиждется и смысл космического процесса, и судьба человеческой души, и вся история человечества». «В изображении тех явлений природы, где яснее чувствуется демоническое начало, Тютчев не имеет себе равных» [90].
высоко оценивали творчество «поэта-тайновидца» и признавали его «подлинным родоначальником нашего истинного символизма» и, более того, «первым русским символистом» [91].
Темы философии романтического идеализма в поэзии Тютчева, «преддекадентские» мотивы, уклон к импрессионизму – все это давало символистам известные основания считать Тютчева своим предшественником. Но то, что у Тютчева было уклоном, тенденцией, для символистов стало основным принципом.
Несравненно глубже понял Тютчева В.И. Ленин, который, по воспоминаниям П.Н. Лепешинского, вообще любя поэзию, относился к стихам Тютчева с «преимущественным благорасположением» [92].
«Из старых поэтов (...), – пишет В.Д. Бонч-Бруевич, – особенно, кого ценил Ильич, это был Ф. Тютчев. Он восторгался его поэзией. Зная прекрасно, из какого класса он происходит, совершенно точно давая себе отчет в его славянофильских убеждениях, настроениях и переживаниях, он все это как бы откидывал от гениального поэта и говорил об его стихийном бунтарстве, которое предвкушало величайшие события, назревавшие в то время в Западной Европе, и которое отливалось в поэзии Тютчева каким-то особым – бурным, революционным взлетом» [93].
«В рабочем кабинете Владимира Ильича в Совнаркоме, на этажерочке около стола, а нередко и на самом столе, можно было видеть томик Ф. Тютчева. Он часто перелистывал, вновь и вновь перечитывал его стихи» [94].
Поэзия Тютчева с потрясающей силой передает мятежные состояния, выражает бунтарскую стихию человеческой души. Она проникнута горячим и глубоким чувством природы. Это – поэзия мысли, мысли, которая, по словам Тургенева, «всегда сливается с образом, взятым из мира Души или природы, проникается им и сама его проникает нераздельно и неразрывно» [95